– А тебе какое дело, что я с ним обсуждал?! – возмущенно взревел он. – Ты-то куда свой нос суешь любопытный? Я ведь заметил, как ты у соплячонка-инженерчика на той пьянке подробности про «Нерпу» выведать старалась. Мата Хари, понимаешь! Ты лучше о дочери подумай, что с ней делать? Чего молчишь-то? Да хрен с тобой, все равно ничего умного не скажешь, я сам уже все решил. Отправлю Ленку к твоей сестрице в Улан-Удэ. Подальше от всяких там суперменов-спецназовцев. Знаем мы этих морячков, ахнуть не успеешь, а дочурка тебе подарочек в подоле принесет!
Зря, очень зря полез Геннадий Феоктистович на рожон, заговорив с женой в таком откровенно хамском тоне. Лицо мадам резко изменилось, в глазах сверкнула нешуточная злость.
– Без моего согласия никого и никуда ты, старый индюк, не отправишь. Как же ты мне осточертел! Надоели твои темные делишки. Да я сама сейчас к своей сестре в Улан-Удэ уеду. А тебе на прощанье скажу, – голос Виктории Владимировны стал визгливым, как у базарной торговки, – чтобы заниматься серьезным бизнесом, тем более не совсем законным, нужно, чтобы в мозгу извилины были. А у тебя, индюка, она одна-единственная, и то вкругаля – от фуражки.
Она громко хлопнула входной дверью. Затем раздался еще один хлопок, на этот раз дверью «Вольво». Мадам Берсентьева, что называется, растаяла в тумане.
Озадаченный генерал-майор привычным движением смахнул со лба обильный пот, пожал плечами и громко выматерился. Затем подошел к встроенному в стену холла бару, набулькал себе полный стакан настоечки на смородиновых почках и ахнул залпом. Но ни хрена ему это не помогло: настроение оставалось настолько поганым, что хоть в петлю полезай.
Меж тем, пока родители увлеченно собачились, несчастная узница пришла в себя, успокоилась. К Леночке вернулась способность соображать. Раз уж по своей вине она попала под арест, то надо не рыдать, не истерики закатывать – все едино никто не увидит! – а как-то выбираться из поганого положения. Хотя бы для того, чтобы помочь любимому.
Прежде всего она выглянула в окно. Нет, спуститься по плетям плюща и лимонника ей не хватит ни сил, ни ловкости. А прыгать высоко, все ж таки третий этаж.
Девушка призадумалась, рассеянно озирая открывающийся из окошка угловой комнаты вид. Окон в комнате было два. Одно выходило в сад, а из другого, перед которым стояла Леночка, открывалась панорама Байкала.
Еще только начинало вечереть, до сумерек оставалось часа два. Картина, заключенная в рамку окна, поражала своей красотой и гармонией, дышала силой и покоем. Совершенно изумительное сочетание цветов сделало бы честь любому пейзажисту: бездонное небо, сияющее прозрачной сочной синевой, прохладная бирюзово-зеленая вода Байкала и окаймляющая это великолепие темная зелень покрытых ельником сопок.
И тут-то, когда девушка глядела на озеро, в ее голове возникла любопытная мысль. Леночка стала аккуратно, не спеша ее холить и пестовать, пока мысль не разрослась, не превратилась в авантюрный, имеющий мало шансов на успех, но план. Его основой было простое рассуждение: если она временно не может прийти к Полундре, то почему бы Сергею не прийти к ней?
А что для этого надо? Правильно: каким-то образом дать североморцу знать, что она в беде, что она нуждается в помощи. Только каким? Разве что вот какую придумку попробовать…
Леночка уже знала, что за дверью ее «темницы» сидит караульный: вежливый и очень сочувствующий девушке солдатик сказал ей об этом сразу, как заступил на пост. Извинялся еще, когда ведро передавал, покраснел чуть не до слез, дурашка.
Она подошла к двери и несильно, чтобы не услышал отец внизу, постучала.
– Что, Елена Геннадьевна, нужно вам что-нибудь? – раздался с той стороны голос молодого солдатика, исполненный искреннего сочувствия.
– Ага. Нужно. Чтобы ты меня выпустил отсюда. Тебе ведь отец ключ отдал? Вот и давай, действуй.
– Еле-ена Геннадьевна, – грустно прозвучало в ответ, – ну не могу я! Рад бы, но ваш отец меня живьем сгноит.
Она и не рассчитывала на что-то другое, зато теперь, получив некоторое психологическое преимущество…
– Хорошо, а одну мою просьбу можешь исполнить? Вот послушай, что мне нужно.
Людям, если это люди, а не скоты, свойственно помнить добро и отвечать на него добром же. Ничего, кроме добра, стоящий за дверью паренек от Леночки Берсентьевой не видел. Она единственная в этом доме относилась к нему и его товарищам как к людям, а не бессловесной рабочей скотине на двух ногах.
Поэтому, выслушав Леночкину просьбу, солдатик радостно зашептал – для пущей конспирации! – в замочную скважину:
– Да нет проблем! Да какой разговор, сейчас спроворим, Елена Геннадьевна. А где взять-то?
И, выслушав с той стороны двери подробную инструкцию «где взять», бодро ссыпался по лестнице, вышел в сад и направился к гаражу.
Сверху из окошка за ним с улыбкой наблюдала юная узница. План начинал реализовываться. Теперь все зависело от Леночкиного везения, от того, будет ли Полундра сегодня вечером выходить в озеро. И если да, то бросит ли хоть один взгляд в сторону дачного поселка.
Глава 26