Морской дозор

– Хорош чушь городить, – огрызнулся Геннадий Феоктистович, взбешенный тем, что Полундра произнес вслух те самые мысли, которые давно не давали ему покоя, извели вконец. – Это моя забота, чтобы комар носа не подточил. Ты знаешь, кто я такой?! Связи у меня какие?! Да я всю эту прокуратуру… вот где держу! Главное, чтобы ты никому не проболтался, а в остальном положись на меня! И не заливай мне про офицерскую честь и прочие глупости, все равно я тебе не поверю. Ты просто хочешь содрать с меня побольше. День-ги! Вот вокруг чего вся наша жизнь крутится, – генерал, похоже, оседлал любимого конька, у него даже глаза зажглись нездоровым, фанатичным блеском. – А все остальное – болтовня и притворство. За деньги, за настоящие деньги, в наше время любой что хошь продаст! Только некоторые врут, лицемерят, притворяются… Шибко правильных да благородных из себя строят, а копни поглубже да предложи им бо-ольшущие бабки… Я вот не вру. А если тебе кажется, что я мало предлагаю, то это можно обмозговать вместе. Ты, главное, сызнова вертолет отыщи и ящики подними, а я тебя не обижу. Никто ничего не узнает. Сделали дело – и концы в воду, хе-хе-хе!

– Думаете, – тихо спросил Павлов, стараясь не встречаться с генерал-майором глазами, уж слишком противно было, – никто и никогда до истины не докопается?

– Что-о? Какая, на фиг, истина?! Ишь, слово выкопал, прямо хоть в церковь, – Берсентьев откровенно издевался над этим дурачком, он просто не мог понять, как взрослый человек мог быть таким наивным, пороть явную чушь. Да ерундистика все, это он просто цену себе набивает!

А Сергей молчал, пытаясь справиться с приступом острого омерзения. Тем более что показывать свои настоящие чувства, свое отношение к генеральской философии категорически не стоило. Бог мой, разве такому что-то объяснишь, если для него совесть – давно уже звук пустой?! И это жадное животное – российский офицер? Далеко же мы за – шли… А с подобной философией Полундра не в первый раз сталкивался. И для себя все так же давно решил.

«Что есть истина?» – вопрос классический, евангельский вопрос.

Но стоит только забыть, заглушить то, что богом ли, природой – называйте, как хотите – изначально вложено в нас, и сразу же разверзается холодная, мертвящая бездна нравственного релятивизма.

А! Все позволено! Бога нет, сыра тоже нет, и вообще «Три к носу, ходи с бубен!». Какая, курам на смех, истина, когда все относительно? Какой, к лешему, «патриотизм», какая такая «офицерская честь», когда всем дорога в могилу?! Значит, вся задача – нахапать побольше, пока ползешь по этой дороге, а все остальное – дикие бредни и лицемерное ханжество.

Эта болотная, ржавая идеология начинает диктовать правила поведения, политику… Все начинает диктовать!

А заканчивается подобная диктовка предательством. Друзей, близких, любимых, Родины… Но в первую очередь – самого себя. Ходячий труп остается от человека.

«С ним все ясно, – подумал Павлов. – Это враг. Значит, как с врагом и будем поступать. Прежде всего надо ввести его в заблуждение относительно моих намерений. Не нужно, чтобы Берсентьев догадался, что я его раскусил! А разговор пора заканчивать, а то ведь не выдержу, сорвусь. Так бы и врезал от души этой сволочи».

– Я должен подумать, – он пристально посмотрел на генерала. – Такие вещи с кондачка не решаются. Даже если я соглашусь, то не хочу продешевить. Рисковать-то буду я. И еще: я уже говорил вам, что вертолет я потерял. На повторные поиски нужно время.

– Так думай скорее, не тяни, – с раздражением отозвался Берсентьев. – Что до времени, то не так его у нас много, как бы хотелось. Не одни…

Он прервал фразу, словно подавившись ею, но тут же махнул рукой и решительным тоном закончил:

– А, что там! Может, быстрее думать будешь: не одни мы такие умные, понял?

«Вот как, – отметил про себя Полундра, глядя на закрывающуюся за Берсентьевым дверь. – А кто же еще, а? Уж не мирный ли огородник Чжоу Фан Линь со своими хуатяо? А ведь похоже на то».

Поняв, что после такого разговора ему не уснуть, Павлов решил спуститься к причалу, еще раз прикинуть, как можно будет поставить на манипулятор лодки резак. А то Котельников взбрыкивать начал, ну так мы, при необходимости, как-нибудь своими силами.

Глава 24

Генерал-майор Берсентьев остался вполне удовлетворен результатами разговора с североморцем.

Проникни Берсентьев чудом в мысли Полундры, узнай он, что в действительности думает о нем Сергей, так удивился бы Геннадий Феоктистович до икоты. К людям, сколько-нибудь серьезно относящимся к словам «совесть», «честь» и прочим замшелым понятиям, он относился с презрительно-боязливым недоумением, почитая их не совсем психически нормальными.