Морские рассказы

В четырнадцать часов справа над горизонтом появились просветы в бешено несущихся облаках, о чём я немедленно доложил штурману. Облака вели себя странно – они закручивались и неслись, исчезая, вверх. Остро блеснула молния.

– Сергей Павлович! Смотри – гроза! Молния!

– Где?

– Вот там, справа!

Звук ветра изменился. Теперь это был нескончаемый, злобный визг. Изменилось и волнение. Сначала я подумал, что мы попали в снежный шквал – на нас неслась белая стена, словно метель. Но это была вода. Ветер срезал, как бритвой, верхушки волн, и дробил их в мириады капель. Окна рубки оказались забиты потоками воды, через них ничего не было видно. Меня охватил страх, я ослеп. Вспомнил, как во время зимней практики в Баренцовом море, мы попали в обледенение. Окна забивало рыхлым льдом, видимости никакой, и пришлось выбить стекло, а мгновенно налипавший на отверстие лёд убирать рукой.

Сейчас мог спасти только маленький, диаметром 400 миллиметров, вращающийся от электромоторчика, диск, устроенный в окне перед рулевым.

– Палыч, включи! – я показал глазами на это устройство.

– Тумблер у тебя на подволоке!

– Ясно!

Я включил, струи сгонялись со стекла центробежной силой, но несущийся на нас поток был такой плотности, что помощи от диска было мало – на нас неслась стена воды, в этой стене только угадывались серо-зелёные громады волн.

В секундном просвете я с удивлением обнаружил, что гребни шли на нас не только в правую скулу, но и с левого борта. Волны по спиралям торопились к освещённому участку. Сталкиваясь между собой, они или вырастали в полтора-два раза, или гасились, образуя подобие ложбин.

Я старался находить эти ложбины и направлять траулер к ним, при этом картушка компаса крутилась во все стороны. Лавировать стало трудно, почти невозможно.

– Сергей Павлович! – воскликнул я, – что делать?

Штурман, видевший мои шатания, подошёл к трубе прямой связи, дунул:

– Николай Егорович, поднимитесь к нам, тут творится нечто невообразимое, я такого ещё не встречал.

Через две минуты капитан, в домашнем халате, уже стоял рядом со мной, наблюдая за моими действиями.

– Приготовьтесь, моряки, мы скоро попадём в «глаз бури». Многим удалось его увидеть, но не каждый смог рассказать об этом.

«Почему?» – хотел спросить я, но сразу и дошло.

– А мимо никак нельзя проскочить? – удовольствие попасть в ряды молчунов не прельщало.

– Нет, штурманёнок, не та у нас посудина, чтобы вырваться из объятий урагана. Смотри, юноша, запоминай, – такое бывает в жизни считанные разы. Или никогда. – Капитан восхищённо смотрел на бушевавшую стихию.

– А что мне делать?

– Ты действуешь правильно. Главное – не подставить борт.

– Николай Егорович, а что вы меня штурманёнком всё обзываете, – обидно!

– Извини, юноша, я не прав. Так, Сергей Павлович?

Второй посмотрел на меня оценивающе, мотнул головой – согласен.

Нас било со всех сторон, штурвал стал горячим.

Ветер кончился внезапно, его словно засосало открывшееся, без единого облачка, небо с ярко светившим солнцем. Только порывы прорывались через невидимую черту, осыпая нас фейерверком хрустальных брызг.

Солнце уходило на запад, спускаясь к бешено крутящимся против часовой стрелки облакам, сверху белым, а внизу иссиня чёрным.

Открывшийся океан был изумительно красив.

Волны, пенные гребни на которых исчезли, шли друг на друга со всех сторон.

Сталкиваясь, подобно хрустальным башням вздымались вверх, рассыпаясь тысячами брызг. Белое солнце просвечивало их насквозь, на изломах потоков вспыхивали яркие зелёные лучи. Вода, – самая чистая вода мирового океана, приобрела изумрудный цвет, она перестала быть серой, страшной, злобной. Захотелось плясать вместе с судном в этом безудержном танце волн.

Это завораживающее зрелище подействовало и на капитана.

– А почему нет музыки? Алексей! – крикнул он в радиорубку, – где музыка?

Открылась дверь, высунулась всклокоченная голова радиста, на лбу красовался здоровенный синяк.

– Где музыка? Ты посмотри – какая красота!

– Так вы ж все пластинки побили!

– Я побил? Когда?

– Да когда вы оверкиль пытались сделать. Я уже и SOS хотел включить.

– Э, Лёша, нам никакой твой сигнал не помог бы. Так будет музыка?

– Одна пластинка всего осталась, про Мишку.

– А по радио что?

– Николай Егорович, вы же знаете – один аккордеон.

– Ну, давай Мишку, что б веселей было. А то, как на похоронах…

– Саша, – обратился он ко мне, – держи по-прежнему на большую волну. – А ты, Сергей Павлович, понаблюдай вместе с Брынцевым за обстановкой, лови изменения. Должна же эта машина когда-нибудь остановиться. И – главное – определяйтесь быстрей.

Уходя к себе, остановился возле меня, тронул за плечо.

Я оглянулся, – капитан внимательно смотрел мне в глаза:

– А страшно было?

– Когда? – совершенно искренне удивился я.

Несколько мгновений кэп смотрел на меня, но ничего не сказал, повернулся и пошёл по трапу вниз в свою каюту.

И тут грянула песня – «Мишка, Мишка, где твоя улыбка…» – Лёша явно перестарался с громкостью.

На музыку из носового капа высунулись две мятые рожи. Я удивился:

– Сергей Павлович, всем же было приказано перебраться в корму?