— Да, конечно… Знаете, смерть в таком возрасте, это всегда трагедия, но в данном случае положение отягчается тем, что не все… не все верят в ее естественность. Впрочем, я не с того начал. — Прервав самого себя, Рейн-Виленский на мгновение умолк и тут же заговорил снова. — Несколько лет назад, еще до начала румынской кампании, герцог обратил свое внимание на нефтяные поля Плоешти, что могли поставить ему необходимое сырье для производств в обход дома Варбургов, до сих пор являющихся монополистами в этой области. Им принадлежат разведанные месторождения в Шлезвиг-Голштейне, Италии и Галлийских Портах. Естественно, Варбурги не захотели терять монополию, а тут, так удачно начались волнения среди румынских бояр. Торговый дом с удовольствием влез в эту свару, Гогенштауфен рассвирепел и, надавив на германского императора, довольно серьезно прищемил хвост своему датскому противнику. Те же, в ответ, сократили поставки нефти для его заводов. Герцог повез сырье из Баку… Война между Гогенштауфеном и домом Варбургов шла с переменным успехом до тех пор, пока не появились вы. Уж не знаю, какие такие планы герцог связывал с родом Старицких, но ваш выход на сцену заставил его форсировать события. В Засснице внезапно погибает некий Георг-Теодор Ольдер, владелец маленького банка, сотрудничавшего с домом Варбургов, следом за ним, не выдерживает сердце у его супруги Марии, в девичестве Воротынской…
— Зачем вы рассказываете мне об этом, Эдмунд Станиславич? — Не выдержал я.
— Потерпите, Виталий Родионович, потерпите. — Покачал головой тайный советник. — Дом Варбургов берет под свою опеку единственного сына Ольдеров… которого, почему-то, зовут отнюдь не на германский манер, Романом Георгиевичем…
Услышав имя этого… кол-лобка, чтоб его, я вздрогнул.
— Вы поняли, да? Георг-Теодор Ольдер, в юности, скорее всего, носил совсем другое имя и имел непосредственное отношение к «исчезнувшему» роду Старицких. Как выяснила недавно наша зарубежная стража, деньги на создание банка он заработал во время сорокалетней смуты на Балканах и уже оттуда переехал на север Германии. Так вот, Роман Георгиевич развивает бурную деятельность, вовсю вставляя палки в колеса Гогенштауфену. Он курирует снабжение партизанского движения в Румынии, догадываетесь, где именно? Бояре лояльные герцогу, мрут как мухи, один за одним… пока… пока некто не сообщает Роману свет Георгиевичу о том, что в Варяжское море скоро должна выйти яхта, на борту которой будет находиться «самозванец». Тот бросает все и мчится на север. Дальнейшая его история вам известна.
— Допустим. Но я так и не понял, что именно вы от меня хотите. — Заключил я.
— Скажите, вам ведь известно, кто именно направлял действия вашего «родственника»? — Прищурился Рейн-Виленский, уходя от ответа. Я усмехнулся.
— Разумеется.
— И кто?
— Эльза-Матильда, маркиза Штауфен. — Мой собеседник дернулся, словно пощечину схлопотал.
— Но… вы не ошибаетесь? — Рейн-Виленский буквально впился в меня взглядом.
— Нет. Маркиза старательно замазывала своего конфидента в криминале, но при этом, не менее старательно ограждала его от реальных встреч с законом. Проще говоря, вытаскивала его из всех передряг.
— Доказательства? — Железным тоном потребовал мой собеседник.
— Ну что вы, откуда им у меня взяться? — Я елико возможно искренне развел руками. — Впрочем… Вам же докладывали о людях, что подозреваются в смерти некоего Розвуаева? Так вот, могу вас уверить, что именно они принесли мне приглашение маркизы на вечер в ее доме. И именно их я видел в камере, по соседству с узилищем Романа Георгиевича, откуда он, то ли бежал, то ли был похищен…
— И схвачен три дня назад в Свеаланде. Суд над ним состоится через две недели. — Со вздохом договорил Рейн-Виленский. — Чем же она его купила?
— Обещанием невозможного. — Пожал плечами я. — Возвращением Зееланда под власть Старицких.
— Это же бред! — Вскинулся мой собеседник.
— Рад, что вы разделяете мою точку зрения, ваше высокопревосходительство.
— Но, опять-таки, подтвердить свои слова вы не можете.