– Я им уже набил рожи, – хвастливо сказал Марат. – Особенно Игорю. И вообще, я их всех терпеть не могу. Мне тяжело с ними. Они тупые. Недалекие какие-то. На уме только пиво да раки, и больше ничего. Из-за того, что мне с ними неуютно, я и лежу целыми днями под зонтом, а не на базе сижу. Я не знаю, о чем с ними разговаривать. Общаюсь только по необходимости. Ну, и по вечерам иногда гулял из-за скуки. Других знакомых-то у меня здесь не было. А потом появилась ты. И я стал по-настоящему жить... – он говорил, торопясь и захлебываясь, а потом поразил меня новостью: – Знаешь... а я ухожу с базы.
– Куда? – осевшим голосом спросила я.
– Не знаю еще. Куда-нибудь. Я не смогу там работать. Буду видеть тебя целыми днями и... ну, ты чужая будешь... Это тяжело. Месяц смотрели друг на друга, месяц дружили, а потом так резко – пустота в душе. Я этого не перенесу. Поэтому мне нужно уйти подальше с пляжа, чтобы не видеть тебя. А вообще... скорее всего, домой уеду. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон. Если не буду тебя видеть, может, и забуду обо всем, что между нами было... Ты не такая, как все. В тебе есть какая-то магия, притяжение.
– В тебе тоже.
– То есть?
– Нас притягивает «магия» друг друга... – вздохнула я. – Не надо, Марат, никуда уходить с базы. И домой уезжать тоже не надо.
– Почему? Ты... прощаешь меня?
– Тебя не за что прощать. Ты ни в чем не виноват.
– Как это – «не виноват»?
– Да вот так. Ты же все объяснил. Не всерьез, оказывается, спорил.
– Да я вообще не спорил! Они сами все решили. А я как в прострации находился. Не понимал, что там они говорят, о каком еще пиве болтают. Я думал только о том, что ты стояла за мной в очереди. О том, что сказала мне про синие плавки... – произнес Марат, и неожиданно с отчаянием в голосе воскликнул: – Господи, Полина, ну не знаю, как еще выразить преданность тебе! Неужели ты не понимаешь, что я готов сделать ради тебя все? Неужели не понимаешь, что я из реальности выпадаю, когда вижу тебя? Ты как колдунья... приворожила меня...
– Ничего я тебя не привораживала. Оно... само так случилось.
Мы помолчали некоторое время, укладывая в голове новую информацию.
– Что нам делать дальше? – нарушил молчание Марат. – В смысле, мне.
– А что ты хочешь?
– А ты не догадываешься?
Не успела я ничего ответить, как Марат вдруг придвинулся ко мне. Зацепил рукой гитару, зазвенели струны.
Он обнял меня. Так, как не обнимал еще никто и никогда. Я почувствовала через помятую рубашку тепло его тела. Сильного, мужественного, невероятно уютного и родного. Лицом он уткнулся в мои не собранные в хвост светлые косички.
Что со мной произошло... Сознание провалилось в черную бездну. И единственным выступом, за который можно было уцепиться, чтобы окончательно не отключиться от внешнего мира, был Марат, который одновременно и являлся этой бездной.
– Полина... – услышала я его шепот.
– А?
Правая рука Марата отпустила меня. Я открыла глаза и увидела перед собой кисть его руки. Пальцы сжимали... перо.
– Оказывается, перья в голове бывают не только у меня, – прокомментировал он и рассмеялся.
Из дома послышался энергичный стук костыля.
– А вот и я! – На пороге появилась мама. Костылем она подталкивала табуретку, на которой стояли пустые чашки и тарелки с фаршированными лагенариями.
– Мама! Вот же... Я совсем забыла, что ты немного сломанная.
– Подумаешь, – мама пожала плечами, передавая мне поднос. – Сейчас чайник вынесу.
– Не надо, я сама. Иди, садись.
– Куда? – едва слышно спросила мама, указав взглядом сначала на Марата, а потом в сторону кухни.
– Туда, – едва заметно кивнула я на гитариста и отправилась за чаем.
Что-то мне подсказывает – Марат тоже сегодня еще не завтракал. А позавтракать надо. И пообедать. И даже поужинать. Вместе. Чтобы набраться сил для празднования Дня африканской женщины.
Вот Фулата удивится, когда увидит меня с Маратом...
Интересно, что она скажет?