Морпехи против «белых волков» Гитлера

Но такие операции редко кончаются без потерь. Первой жертвой стал экипаж «Каталины». Пара «Мессершмиттов-109» перехватила гидросамолет возле линии фронта. Скорость «Ме-109» — 560 километров в час, а «Каталина» даже без груза могла выжать не больше чем двести девяносто.

– С двумя как-нибудь справимся, — уверенно сказал командир экипажа.

Заходящих сверху немецких истребителей встретила пулеметными очередями стрелок Зоя. Один из них вильнул, но продолжил атаку. Не меньше десятка пуль и два снаряда пробили верхнюю плоскость. Спаренный пулемет в носовой турели проводил истребителей длинной очередью.

Второй заход «Мессершмитты» сделали снизу. Попытка командира уйти резким виражом от вражеского огня не увенчалась успехом. Пулевые и снарядные трассы прошили фюзеляж, кабину стрелка, загорелся один из моторов. Снаряд пробил дыру в крыле, переломил крепежную стойку.

Потоком воздуха крыло сгибало, самолет терял управление. Все это происходило на нашей стороне линии фронта.

– Всем прыгать! — кричал командир экипажа.

Штурман сидел в своем кресле, откинув пробитую голову. Стрелок-радист пытался открыть фонарь кабины.

– Зойка, ты меня слышишь? Прыгай.

– Слышу, — после паузы ответила девушка. — У меня нога перебита.

– Прыгай все равно, черт возьми! Живее.

– Снарядом перебита… понимаешь.

Это были последние слова, произнесенные в самолете. «Мессершмитт-109» с расстояния полусотни метров ударил по кабине сразу из четырех стволов. Командир погиб сразу, а тяжело раненный стрелок-радист застыл возле полуоткрытого фонаря.

Тяжелая машина, кувыркаясь, падала вниз. Взрыв ударил неподалеку от окопов. Когда прибежали пехотинцы, то приблизиться к огромному клубку пламени не смогли.

– Накрылись ребята, — сказал один из них, снимая пилотку.

– И головешек не соберешь. Вон как горит.

Немцы тоже отреагировали на пламя и открыли стрельбу из пулеметов.

– А ну, в окопы, быстро! — торопил бойцов лейтенант.

Начинался обычный день уходящего лета 1942 года.

Группа заняла укрытия, которые заранее определил Фатеев. Цели тоже были распределены. Скопились в одном месте, в густых зарослях молодых сосен. Здесь предстояло провести остаток дня и ночь. Огонь предстояло открыть на рассвете, точно в определенное время.

– Ни раньше, ни позже, — инструктировал Николай Слобода. — Только по моему сигналу.

Большинство согласно закивали головами, лишь Фатеев тихо поинтересовался:

– Наша группа не одна? Еще кто-то будет действовать?

– Не знаю. Таков приказ, а приказы надо выполнять.

Если группе предстояло вести огонь из укрытия, то Паше Юркевичу с огнеметом, Славе Фатееву и Леониду Коломейцу предстояло еще затемно выползти на склон, где поодаль от аэродрома стояла вторая радиолокационная станция.

Опасность была не только в том, что она находилась на открытом месте. Вокруг расхаживал часовой, а метрах в ста, в окопе, обложенном мешками с песком, стоял крупнокалиберный пулемет. Расчет составлял три человека.

Юркевич со своим огнеметом мог вести огонь на расстоянии не более полусотни шагов, но, чтобы попасть в узкие окна и локаторы на крыше второго этажа, требовалось подойти ближе. Фатееву предстояло убрать часового. Коломеец был на подхвате. Кроме того, мог вмешаться расчет зенитного пулемета.

У Славки уже родился свой план. Напротив пулемета, на расстоянии двухсот метров, стояла тройка «Юнкерсов-88». Если перебить расчет, то из пулемета калибра 13 миллиметров можно поджечь все три бомбардировщика.

Он тут же одернул себя. Пятнадцать человек пытаются нанести удар по авиабазе, с ее батареями легких и тяжелых пушек, множеством пулеметов. Сколько времени понадобится, чтобы поднять в воздух хотя бы пару «Мессершмиттов», стоявших на дальнем краю летного поля? От них не укрыться, сметут всю группу в момент.

Снова заморосил дождь. «А ведь это последняя моя ночь — с тоской размышлял Славка. Ну, сумею я нырнуть в расщелину, самолеты меня не увидят, но базу охраняет целая рота, если не батальон плюс зенитчики. Прочешут каждый метр. Может, даже с собаками. Эх, Катька ты, Катька! Доброго слова на прощание не могла сказать. А мать жалко. Хотя мелкота уже подросла, помощь есть. Все равно умирать не хочется».

Нестерпимо хотелось курить, что было строжайше запрещено. Неизвестно, ходят ли ночные патрули? Бесшумно подошел Николай Слобода.

– Не спишь, Слава?

– Как тут заснешь? Нас ведь в мясорубку сунули. Ну, сожжем мы цистерны с горючим, пяток самолетов испортим, ангары продырявим. А что дальше? Не выпустят нас живыми. Все же дурацкая это затея. Начальство задницу нами прикрывает и союзникам за их консервы и ботинки угождает…

– Стоп, — перебил Фатеева комиссар. — Ты мне веришь?

– При чем тут «веришь не веришь»? Сам-то чего полез в эту кашу?

– Все будет нормально, Славка.

– Что, наступление готовится? Пока сюда пробьются, мы уже на том свете будем.

– Кто-то погибнет, — согласился Слобода. — Но шансы у нас неплохие.

– Значит, поддержка будет? Десант на парашютах сбросят?

– Постарайся заснуть и не хорони себя заживо.

– Ладно, — буркнул Фатеев, кутаясь в плащ-палатку.

Дождик продолжал моросить.