«Граната!» Мы все упали на землю, сейчас взорвется! Сейчас! Сейчас! Потом мы с Патриком все-таки встали и осторожно посмотрели в кузов. Внутри валялся острый кусок шрапнели, не совсем безвредный, но и не граната. Мы засмеялись. Из-за сражения мы были настолько взвинчены, что все вокруг воспринималось очень остро. Потом я еще несколько раз буду видеть моих морских пехотинцев маниакально смеющимися в самый разгар боевых действий.
На Насирию спустилась ночь. Для нас это значило только одно: будет лучше видно следы. Обещанная атака через мост так и не состоялась, и мы готовились провести ночь там же, где оставались днем — на предмостном укреплении. Я разделил взвод пополам: нужно было обеспечить безопасность и рыть окопы. Мы даже еще не успели начать рыть, как пришло указание стартовать на юг, через три километра присоединиться к ПБГ-1 и перейти к безумному прорыву через «Аллею засад».
Вся дорога была забита сотнями машин. Танки, «Хаммеры» и грузовики с продовольствием и боеприпасами собрались в один поток. Сюда же присоединились и мы — заехали прямо к железнодорожному мосту и попали под импровизированный прожектор — горящую в поле, к западу от дороги цистерну с бензином. Любой двенадцатилетний ребенок с охотничьим ружьем мог спокойно попасть в наши силуэты, подсвеченные «дружелюбным» светом. С трудом выруливая, я приблизился к «Хаммеру» командира роты и попросил разрешения отъехать на сто метров назад или, наоборот, вперед, на более подходящую позицию.
— Не могу вам дать разрешение, — ответил он, — не обсудив вопрос с батальоном.
— Так обсудите с батальоном.
— Беспокоить батальон по таким пустякам? Мы будем плохо выглядеть в их глазах. — Он сказал это с преувеличенной миной терпения на лице. — Кроме того, мы скоро тронемся.
Прошло еще шесть часов, а мы как стояли, так и продолжали стоять.
Прогуливаясь по дороге, я встретил бывшего курсанта из Квантико. Он выглядел измученным, карие глаза на бледном лице, подсвеченном бензиновым костром, запали в глазницы. Я спросил, как у него дела.
— Как в аду. Днем мы увидели иракцев, они подняли руки, хотели сдаться. Подошли ближе, и эти чертовы хаджи выбросили белый флаг, а потом вытащили спрятанные в одежде «АК» и начали стрелять. Через десять минут некоторые из этих ублюдков держали в одной руке автомат и стреляли в нас, а другой рукой прижимали к себе по маленькой девочке. Мои парни пытались поступить правильно, но я не хотел, чтобы дети погибли в перестрелке. И теперь на дороге в город лежат трупы моих морских пехотинцев. Когда мы туда вернемся, ты их увидишь.
— Что произошло?
— Засада реактивных гранат. Дружеский огонь из «А710». Черт, если бы я знал.
Генерал Маттис говорил нам, что нужно выжить в первые пять дней войны, в самые опасные дни. Осталось еще четыре.
На рассвете мы завели моторы.
К тому времени, когда мы приблизились к южному мосту, между машинами появилась дистанция, хоть можно стало маневрировать.
В северном конце «Аллеи засад» мы пересекли другой мост и здесь повернули налево, на перекресток. Легкие бронированные машины поехали по полям рядом с дорогой — так противник их не сразу заметит. Я был рад: они смогут нас прикрывать. Прибавил скорость. Поворот направо привел нас на автостраду-7, которой мы должны придерживаться, следуя на север, в Эль-Кут, находящийся на реке Тигр.
Дорога по автостраде между Насирией и Эль-Ку-том протяженностью в двести километров займет у нас десять дней. В это время Третья пехотная дивизия, ПБГ-5 и ПБГ-7 пойдут через пустыню на запад, ПБГ-1 и Первый разведывательный пройдут через каждый город, располагающийся по автостраде-7, занимая эту, как говорили в древности, «землю между двух рек». Нашей задачей было вовлечь иракские войска в слежку за нами и не допустить, чтобы они вернулись для защиты Багдада. Армия и другие ПБГ войдут в столицу, но в следующие десять дней больше всего боев пройдет в населенных пунктах, расположенных вдоль автострады.
Боковым зрением я вроде бы видел человеческие тени, но, когда поворачивался, не обнаруживал ничего примечательного. Вон мужчина в окне. Другой прятался за зданием. Третьего я заметил у обочины, вдалеке. После Насирии в моем правом ухе — я стрелял с правой стороны — всегда была затычка. Я хотел бы перестрелять всех и вся, сровнять все с землей. Тогда в этих безжизненных полях мы чувствовали бы себя в безопасности. Но мы не могли этого сделать. Мы могли только сидеть, ждать и наблюдать с красными от усталости глазами.
После трех часов езды батальон свернул с автострады; поставив машины елочкой, мы могли стрелять по флангам. Морские пехотинцы вышли из машин и встали перед ними — так безопасней.
Я медленно поднялся по одной из узких тропинок И остановился. Подо мной был окоп. Дно обложено одеялами, а на костре все еще стояла кастрюля. Еда была поделена точно поровну, на две тарелки, но к ней не успели притронуться. Следы на мокрой земле исчезали где-то в кустах.
— Кристенсон, Стэффорд, идите сюда.