Морпех-4

— Тарщ командир корабля, это немцы были!

— Чего?! — опешил Аксенин. — Откуда тут бундесам взяться?

Стармос помотал головой:

— Да не эти немцы, не современные, другие! Ну, фашисты которые! — и, видимо, прочитав на лице строгого командира все, что услышит о себе в следующий миг, зачастил, не произнося, а буквально выстреливая фразы:

— Понимаете, я в одну сетевую онлайн игруху люблю погонять, «Боевые корабли» называется. Иногда и за фрицев тоже играю. Так вот, те, что на нас напали, это немецкие торпедные катера типа «шнелльбот», я их сразу узнал! У них силуэт характерный, я на таких воевал… ну, в смысле, в игре!..

* * *

Капитан-лейтенант Оппенхайнц уцелел чудом. Выпустив торпеды — «сто четвертый» тоже благополучно отстрелялся следом, — он скомандовал изменение курса и вышел на палубу, собираясь наблюдать поражение вражеского корабля воочию. В конце концов, ему впервые посчастливилось атаковать столь крупную цель, так что любопытство, кого именно он вот-вот опустит на дно, грызло душу поистине акульими зубами. Вот только дальше все пошло совершенно не так, как планировалось.

Сначала с полубака русского крейсера внезапно ударила самая настоящая реактивная «Катюша», и Томас вполне ожидаемо удивился: неужели советы надеются поразить своими эрэсами идущие под водой торпеды?! Как выяснилось, не только надеются, но еще и поражают: не прошло и нескольких секунд, как над водой поднялось четыре мощных фонтана, по числу выпущенных «угрей». При этом один из реактивных снарядов, судя по всему случайно, воткнулся в палубу «S-104», разворотив дизельный отсек и лишив хода. Осознав, что все пошло не по плану, и охотник рискует вот-вот превратиться в дичь, Оппенхайнц отдал приказ на всех парах уходить в открытое море, справедливо полагая, что гоняться за одиноким катером русские точно не станут.

В этом он угадал: преследовать последний сохранивший ход «шнелльбот» большевики не стали. Они просто накрыли оба торпедных катера артиллерией. Причем, не той башенной установкой, которую Томас разглядел на баке (она в их сторону даже не развернулась), а скорострельным крупнокалиберным автоматом — настолько скорострельным, что не удавалось расслышать ни единого выстрела, лишь какой-то рваный треск. Потерявший ход «сто четвертый» погиб сразу, взорвавшись на собственной торпеде, в которую угодил один из снарядов; «S-102» попытался оторваться, но несколькими секундами спустя и его постигла столь же печальная участь: снаряды русской скорострелки буквально распилили его пополам! Выжить удалось лишь пятерым из трех десятков, среди которых оказался и капитан-лейтенант, к счастью не успевший вернуться в рубку и оставшийся на палубе, откуда его и сбросило в кипящее от множества попаданий море.

А затем пришел моторный катер, куда замерзшего Томаса вместе с остальными уцелевшими втянули мрачные матросы в ярко-рыжих спасательных жилетах, вооруженные какими-то незнакомыми автоматами со складными прикладами и изогнутыми магазинами. С трудом — конечности после недолгого купания в ледяной воде слушались плохо — поднявшись по штормтрапу, капитан-лейтенант оказался на палубе русского крейсера. Оглядеться ему не дали, сразу же потащив внутрь, чему он, откровенно говоря, был только рад, поскольку серьезно замерз. К чести русских, всех пятерых сразу же переодели во флотскую робу, судя по внешнему виду, многократно стиранную, но зато чистую и, самое главное, сухую. И даже выдали по кружке горячего и сладкого чая, что Оппенхайнц оценил особо. Затем его, как единственного офицера, отвели к командиру корабля, где внезапно выяснилось, что с общением возникли серьезные проблемы: никто на борту не говорил по-немецки…

— Ну, и чего делать? — с тоской осведомился у старпома Аксенин, повертев в руке промокшие документы пленного немца. — Ни русского, ни английского он не знает. Не гуглом же переводить? Да и не работает он, поскольку ни сети, ни связи со спутниками по-прежнему не имеется.

— Не знаю, командир, — потупился Долгих. — С другой стороны, разве это самое главное? Ты ж его форму видел, и документы, вон, тоже просмотрел. Языка можно не знать, хрен с ним, но даты-то вполне понятны. А самое главное — температура за бортом, а там определенно не август месяц. Что думаешь?

— Ничего не думаю, — зло буркнул Константин Павлович, с трудом подавив желание закурить прямо в рубке. — Или мы все дружно сошли с ума, или Дудин прав и мы каким-то образом провалились в прошлое. Если судить по бумагам этого бундеса — в сорок третий год.

— Зато войны не будет, — фыркнул капитан третьего ранга. — Наверняка ж подумал, когда приказ на боевой отдавал, что мы Третью мировую начинаем?

— Подумал, — не стал упираться Аксенин. — Но решения своего не изменил, ибо нефиг! Задрали! Нам вообще давно пора кое-кому куда жестче отвечать, и не только в Сирии!

— Согласен, — серьезно кивнул Виталий Алексеевич. — Но мы с тобой, к сожалению, не в Генштабе заседаем. Или к счастью? Короче, ладно, ты с Глебом и Юрой[15] переговорил?