Морпех-4

«Теперь понимаешь, отчего батя про Афган почти ничего не рассказывал? Даже когда ты училище окончил и звание получил?» — на удивление мягко осведомился обычно язвительный внутренний голос.

— «Понимаю», — молчаливо согласился старший лейтенант. — «Сам бы тоже ничего и никому не стал говорить. Разве что бате, да только он ведь ни за что не спросит».

«Ну, коль понимаешь, значит, стал, наконец, настоящим воином», — подвел итог короткой дискуссии альтер-эго, отключаясь.

Вздохнув, Степан наткнулся взглядом на фотографию, видимо, отсканированную со старой газеты и основательно подредактированную при помощи компьютера — даже лица, несмотря на крупное «зерно» исходника, можно более-менее рассмотреть. Подпись гласила: «отделение морской пехоты 142-го отдельного батальона 255-й МСБр накануне десанта под Южной Озерейкой. Все из них погибли при высадке или во время боев на берегу, место гибели и захоронения неизвестно. Дата и место съемки — 3 февраля 1943 года, Туапсе».

Что именно заставило старлея вглядеться именно в эту — одну из множества прочих — фотографию, он и сам не понял. Словно толкнуло что-то изнутри, как электротоком дернуло. Хмурый, видимо, оттого что заставили фотографироваться перед боем, старшина Левчук стоял почти по центру. Рядом с ним — Ванька Аникеев. Остальных бойцов морпех не знал или не запомнил. Зачем-то коснувшись пальцами заламинированной фотки, Алексеев кивнул, мысленно здороваясь с товарищами. Вот, значит, как? В этой реальности вы оба погибли, а в той, другой — уцелели. Жаль, отсюда никак не узнаешь, как там у вас сейчас дела.

И в этот момент старший лейтенант Степан Алексеев неожиданно и с какой-то особенной остротой понял, что он должен вернуться в сорок третий год. Останется там навсегда? Да и хрен с ним, значит, судьба такая. Ну, не может он иначе поступить, никак не может! Просто права такого не имеет, иначе поступить!

Вот только с семьей и командованием разберется — знать бы еще, как именно? — и вперед. Ну, в смысле, назад…

Возвращения товарища Шохин, всецело поглощенный всемирной сетью, даже не заметил. Судя по выводимым на монитор данным, контрразведчик штудировал историю Великой Отечественной и пока дошел только до осени сорок первого, видимо, сравнивая информацию из интернета с тем, чему сам оказался непосредственным свидетелем. Лежащий перед ним лист бумаги — тот, на котором неизвестный Степану предшественник изобразил примерную схему параллельных миров, поскольку никаких иных писчих принадлежностей не имелось, а драгоценные блокноты продолжали мирно сушиться на подоконнике, — был густо испещрен какими-то пометками, сделанными убористым почерком.

Не удержавшись, Алексеев фыркнул:

— Серега, да не мучайся ты! Все это можно тупо распечатать, вон, принтер стоит. Причем, еще и с интервалами поиграть, чтоб место для твоих ценных комментариев осталось. Фигней же занимаешься, честное слово!

— Вернулся уже? — не обратив особого внимания на сказанное, осведомился товарищ. — Быстро ты. Слушай, тут столько всего, просто глаза разбегаются! Неужели вся эта информация теперь каждому доступна?!

— Доступна, сам же видишь, — пожал плечами старлей. — Было бы желание узнать правду. Вот только с последним в моем мире все хуже и хуже. Да оставь ты карандаш в покое, сказал же, я тебе все это распечатаю. А уж дальше изучай, сколько влезет, хоть наизусть заучивай. Ты, кстати, как фотки времен войны смотреть, разобрался?

— Нет пока, руки не дошли. Читаю, сам же видишь. Слушай, Степа, ты б не мешал, а? Всему свое время. Я занят.

— Понял, — криво ухмыльнулся морпех. — Тырнет — та еще зараза, особенно для неподготовленных умов. Ладно, продолжай самообразовываться, хуже не будет. Не мешаю.

— Вот и не мешай, — сварливо согласился товарищ. — Уж сам как-нибудь разберусь, чем заняться, без советчиков. Свободен пока, товарищ старший лейтенант!

— Так точно, — фыркнул Алексеев, босиком прошлепав в сторону пока еще не исследованного помещения, где хранилась поисковая снаряга. Прихватив первый попавшийся спальник, раскатал его прямо на полу, забрался внутрь. Подложив под голову свернутый коримат, собрался, было, поразмыслить насчет будущих планов, однако вымотанный событиями крайних суток организм решил иначе, и старлей мгновенно отрубился, погрузившись в глубокий сон. Видимо, сказалось нервное перенапряжение последних недель и длительное воздержание, но старлею отчего-то приснилась загорелая студентка истфака Маша, из всей одежды на которой имелся лишь пробитый шальной пулей пробковый круг. Стыдливо прикрывая спассредством наиболее притягательные выпуклости и впадины, девушка загадочно улыбалась. Степан сделал шаг навстречу, однако Маша покачала головой, отступая. Еще шаг — и она, звонко рассмеявшись, бросилась бежать, с разбега плюхнувшись в море.

«Дура, зачем?!» — ахнул морпех, кидаясь следом. — «Пристреляно ж все, и десяти метров не проплывешь, срежут!».