В другом нас встретила распахнутая дверь. Она легко покачивалась на смазанных петлях, и внутри дома мне померещилось движение. Но оказалось, что в сенях висела давно стиранная и задубевшая от долгой сушки рубаха.
У порога лежала опрокинутая корзина с давно пожухшей травой. Та явно предназначалась для домашних животных, видимо кроликов, чьи открытые клетки виднелись во дворе.
Складывалось впечатление, словно кто-то просто приказал людям покинуть дома, и они послушно ушли. Единственным, что мы заметили, были одинаковые даты на висевших в домах календарях. Тут в чести были отрывные и почти на каждом было отмечено одно и то же число. В остальных же скорее всего хозяева не сорвали листок по забывчивости. Дата трехнедельной давности говорила о том, что тогда селяне и пропали.
Все это было странно. И хотя за все время обыска вегвизиры не подавали признаков, что в деревне была нежить, где-то в глубине души зашевелилась странная необъяснимая тревога. Пришлось даже активировать хладнокровие, чтобы прогнать неприятное чувство, пока оно не начало мешать трезво оценивать ситуацию.
— Осталось проверить комбинат, — едва слышно произнес Денис.
Он покосился на девушку, и та послушно выключила камеру. Отошла на несколько шагов назад, чтобы не мешать нашей беседе.
— И можно писать отчёт, — продолжил брат.
— И что мы напишем? — уточнил я. — Что вся деревня пропала при невыясненных обстоятельствах?
— Пусть присылают спецгруппу, — спокойно ответил парень.
— А если их…
— Они пропали три недели назад, — отрезал Денис. — С ними случилось что-то скверное. Нам тут делать нечего.
— Но приказ Синода…
— Оттого что мы сгинем за ними следом, пользы не будет. И Синоду тоже.
— Но люди…
— Не повезло им, — жестко оборвал меня Денис. — И это не наша забота. У меня других дел хватает. Важных.
— Важнее, чем людские жизни? — неожиданно разозлился я.
— Это чужие жизни, брат. Если бы им что-то грозило, я помог. Но эти людишки уже сгинули…
Он развел руками, словно говоря: такова жизнь.
"Твой брат прав. Их давно нет в живых, — подтвердил Александр. — И в этом случае игра в гуманиста будет пустой тратой времени. Так зачем ссориться с родичем из-за пустяка"?
Я тяжело вздохнул:
— Ладно, ты прав. Идём.
По улицам ветер гонял прошлогоднюю листву. В давно высохшей луже посреди дороги увяз ярко синий резиновый мяч. У одной из калиток стоял много раз крашенный велосипед. И судя по катафотам и наклейкам на раме, было понятно, что хозяин явно любил свой транспорт. Посеревшее от ветра и дождей белье моталось на веревках среди пустых дворов.
Ксения что-то тихо говорила, снимая все, что попадалось на пути.
— Атмосфера гнетущая, — услышал я обрывок ее монолога.
Комбинат тоже оказался пуст. Ворота были распахнуты. Нас встретил открытый пост охраны. На стене холла, висело большое фото улыбающегося парня с траурной лентой в углу. А под ним прямо на полу лежали давно сгнившие до черноты цветы.
Мы потратили полчаса для того, чтобы обойти мельницы и цех. Но все тщетно. Станки были выключены, техника стояла в ангарах. Но ни людей ни нелюдей мы так и не увидели.
— Идём, — произнес Денис. — Здесь больше нечего искать.
Мы вышли через проходную, и я указал в сторону холма, где высилась часовня:
— Осталось последнее.
Денис равнодушно пожал плечами:
— Ну, если хочешь потратить ещё полчаса — идём.
Мы обошли деревню и вышли к церковной ограде, за которой начинался погост.
И Денис тут же толкнул меня в бок:
— Смотри.
Он указал на колокольню, и я поднял взгляд к верхней площадке. Сперва я ничего не заметил. И только спустя несколько секунд понял, что так удивило парня: колокола. В звоннице висели лишь обрезанные веревки, отчего та казалась осиротевшей.
Мы переглянулись:
— И что это значит? — глупо уточнил я.
Но Денис покачал головой:
— Пока не знаю.
Я осмотрел кладбище. И увидел ещё кое-что. Свежую могилу, заставленную не успевшими поблекнуть и выгореть венками. С фотографии памятника на меня смотрел все тот же улыбающийся парень, снимок которого я уже видел в холле завода.
— Они пропали после поминок, — протянул я.
И в этот момент, переменившийся ветер принес сладковатый мерзостный запах со стороны часовни.
Не сговариваясь, мы направились к строению. Я на ходу проверил обрез, Денис вытащил из ножен меч и достал один из пистолетов. А тревога, которая уже было утихла, вновь зашевелилась в глубине души.
Сперва я списал запах разложения это за причуды воображения, но чем ближе мы подходили к часовне, тем сильнее он становился. И боковым зрением я заметил, что даже невозмутимая до того Ксения нахмурилась.
Разгадка пропавшей деревни была найдена, когда мы вошли в подворье часовни, где была тризная. Денис едва слышно выругался, а за спиной ойкнула Ксения.
Двор часовни был разгромлен. Трапезный стол был перевернут, остатки еды разбросаны по брусчатке. Темнели разбитые черепушки глиняной посуды вперемешку с зелёным крошевом бутылок. А ещё, во многих местах брусчатка двора была заляпана бурыми пятнами, над которыми вились мухи.
— А вот и разгадка, — пробормотал я, разглядывая погром.