Мороженое в вафельных стаканчиках

— Нет, — ответила мама, — это недолго.

— Но ты же знаешь, к чему это может привести, — папа поставил ведро на пол.

— Ничего плохого не случится, — мама снова отдала ведро папе, — иди с миром.

Сначала нам казалось, что ничего страшного не произошло. Папа вернулся к вечеру с пустым ведром и сразу лёг спать. Утром он спросил у мамы, нет ли мусора, может быть, пора вынести? Мама выдала ему пачку старых газет. На этот раз папа вернулся быстро, минут через двадцать, грустный-грустный.

— Что случилось? — спросила его мама.

— Ничего, — ответил он, — а у нас есть энциклопедия?

Энциклопедия у нас, конечно, была. И не одна. Мама достала из шкафа медицинскую и детскую энциклопедии. Я принесла энциклопедию художественного творчества, Илюха — справочник по географии и словарь трудных слов. А Людмилки, Нины и Витьки тогда ещё не было, а то они тоже чего-нибудь принесли бы.

Медицину папа отбросил почти сразу. В детской энциклопедии не нашёл того, что искал. В мою художественную даже не заглядывал. Пролистал словарь трудных слов, проверил какую-то сочетаемость и взялся за географию. Листал до вечера, потом вызвал для разговора Илюху. Оказывается, хотел узнать, почему в справочнике ничего нет про неизвестные дали. Спрашивал, есть ли в доме ещё что-нибудь по географии. Илья принёс все карты, какие у него были, все тетрадки, энциклопедию по геополитике, учебник агрономии и справочник о строении земной коры, а также хронологическую таблицу развития Земли. О далях там ничего не было. Только о долинах.

Несколько дней наш папа думал, не вставая с кровати. Потом попросил у мамы ведро с мусором и пропал на три дня. Прямо в тапочках, трико и телогрейке. Вернулся он в ботинках и костюме. Мне больше всего понравился галстук — с зелёными бутылками. Он не особенно распространялся, откуда это всё. Сказал только, что из неизвестных далей. И улёгся спать. Прямо в костюме. Брат нахмурился и сам полез в словари. Но ничего напоминающего неизвестные дали не нашёл.

На следующий день папа снова ушёл. На этот раз его не было два месяца. Вернулся он в своей старой телогрейке, трико и тапочках. Смотреть на него было жалко, и мы не смотрели около года. Всё это время он извинялся перед мамой, сам готовил завтрак и пылесосил. В конце концов мама доверила ему выбросить мусор.

Папа долго думал, что надеть. То примерит старый пиджак, то новый свитер наденет. Зашнурует кроссовки и тут же ищет ложку, чтобы обуть ботинки. Собирался до вечера, но выйти с ведром так и не решился. Но с тех пор перестал извиняться перед мамой, ничего не готовил, а пылесос передал Нине. Так прошло полгода. Всё это время папа лежал на диване и громко командовал, кто и чем должен заниматься. Мама пыталась его поднять, переворачивала диван, надеялась, что он скатится. Но папа не падал. Привязался он к нему, что ли? Мы так и не поняли.

А однажды утром он встал. Сам. Побрился, натянул свою любимую кофту, брюки — так он когда-то ходил на работу. Нацепил очки. Развернул газету и начал читать. Мама решила не подавать вида, что удивлена. Будничным голосом попросила его вынести мусор. Папы не было несколько месяцев.

Честно говоря, эта история повторялась ещё не один раз: иногда он уходил на пару недель, а бывало, мы ждали его полтора года. Он возвращался — то в новом костюме, то в чьей-то старой одежде. Как-то раз зимой он пришёл в одних семейных трусах и валенках. Однажды мы думали, что он уже не вернётся, но тут дверь распахнулась, и папа появился в новой кожаной куртке. Каждый раз он заявлял, что был в неизвестных далях. Мой брат Илюха голову сломал, от корки до корки прочитал все справочники, переписывался с разными профессорами, но так и не понял, где это.

Мы с Ниной, Витькой и Илюхой быстро привыкли к такому поведению нашего папы. Но мама и Людмилка скучали по нему. Это было видно. Поэтому я не люблю неизвестные дали.

Откуда Нина

Самым странным человеком у нас была Нина. Нет, конечно, чудачил и папа. Но это как раз нормально. Наоборот, странно, если папа никогда ничего не выкидывает. Я таких, например, не видела. Мне кажется, таких нет. Каждый что-нибудь да придумает.

Но Нина! Нина всегда молчала. Долго и непонятно. Кто-то молчит коротко и понятно. Или долго, но всё равно ясно. Например, обиделся, вот и не разговаривает. Или смотрит в окно, а там — снег. Красиво. Молчит, чтобы красоту не спугнуть. Тут никаких тайн. Почему молчала Нина, никто не знал. Она не обижалась. Никогда. Может быть, думала. Даже наверняка думала. И молчала. Почти всегда. Почти во всех ситуациях. В любой местности. Со всеми. Иногда говорила с мамой. Первое время шёпотом, но постепенно начала и вполголоса. При этом назвать её трусихой — да никогда! Как бы мы ни пытались её разговорить — это было бесполезно. Говорила она только в крайних случаях. Например, если хотела пить. Если было больно. Если было больно кому-нибудь.