Поскольку я не ответил, он подумал, будто я сомневаюсь в справедливости его утверждения.
— Уж я-то знаю, о чем говорю. Это же сразу видно. Никогда еще не видел, чтобы она так долго раздумывала. Ее прямо не узнать.
— А что, там, у твоих эве, и вправду водятся куду?
Он сразу засиял.
— Немного есть. Вот в Замбези, там их видимо-невидимо. Заметь, и на Уэле тоже, но крупных, а их поймать так же трудно, как мух, не стоит и пробовать.
Он подождал, я все не отвечал.
— Почему ты об этом спрашиваешь? Ты что, хочешь поохотиться на куду, что ли?
— Сам не знаю, просто из любопытства. Похоже, он был разочарован. И вдруг о чем-то вспомнил.
— А как же мой агент по перевозкам, я же так и не предупредил его…
— Ну, так в чем же дело, давай, ступай скорей.
— И речи быть не может. Это же двадцать километров отсюда. Нет, тебе придется меня подвезти.
— Слушай, если бы ты знал, как мне неохота. Он изобразил глубочайшее отчаяние.
— Но если ты меня не отвезешь, все пропало, мне придется остаться, это же ясно как дважды два.
— Я не знаю, как открыть люк трюма.
— Уж что-что, а это я умею, — заверил он, — о чем разговор.
Я мог бы сказать, поезжай один, но знал, стоило мне остаться, и я сразу же спустился бы к ней в каюту. А этого я и хотел избежать. Сам же он не изъявил желания обойтись без меня, потому что ему было скучно ехать в одиночестве. Так что и пяти минут не прошло, как он уже был внизу и открывал люк.
Нас не было часа два. Нужно было предупредить агента по перевозкам и забрать в меблированной комнате, что он снимал в одной небольшой гостинице Сета, его пожитки. По дороге назад он немного рассказал мне про Луи.
— Это мой кореш, — заметил он, — занятный мужик, сам увидишь.
— Скажи правду, и часто вы так водите ее за нос?
— Водим за нос?!.. Думаешь, мне так интересно тащиться в эту чертову Дагомею?
— Извини. Вот мне, например, очень даже интересно.
— Что-то не верится…
Когда мы вернулись на яхту, матросы были уже на борту. В баре горел свет. Лоран был слегка навеселе. Бруно тоже, правда, куда больше Лорана.
— Это же просто умора какая-то, — горланил Бруно, — является кто попало, полный придурок, говорит ей, будто тот живет себе в палатке где-то на вершине Гималаев, и она тут же очертя голову несется туда. Нет, я остаюсь. Никогда бы себе не простил, если бы пропустил такую потеху.
Эпаминондас бросился прямо на него.
— А ну возьми свои слова назад, не то набью тебе морду.
— Что ж, если здесь теперь даже пошутить нельзя, тогда, пожалуй, мне и вправду лучше сойти на берег, — обиделся Бруно. — И не подумаю отказываться от своих слов.
— Он прав, — вмешался Лоран. Эпаминондас гордо удалился.
— Нет, все-таки никак не пойму, — не унимался тот, — зачем ей нанимать таких придурков, они же ни черта ни в чем не смыслят.
Я оставил их. И спустился к ней в каюту. Там по-прежнему было темно. Снова зажег свет. Она лежала все в той же позе, что и пару часов назад. На сей раз у меня было такое ощущение, будто она ждала меня. Я рассказал ей о своей поездке с Эпаминондасом и кое-что из того, что он поведал мне о Луи из Абомея. Говорил я довольно пространно и долго. Заметил, что это ее немного раздражало. Потом наступил момент, когда мне уже больше не о чем было ей рассказать, даже о проделках Эпаминондаса.
— Может, тебе лучше сойти на берег здесь? — предложила она. И добавила: — Как и всем остальным.
Я уселся прямо на пол, прислонившись головой к койке.
— А мне совсем не хочется сходить на берег.
— Днем раньше, днем позже, какая разница?
— Пока еще не время. Я сойду, но попозже.
— Что же должно случиться, чтобы ты сошел, чего ты ждешь?
— Гибралтарского матроса.
Она не рассмеялась.
— Прости, — извинился я, — я и сам не знаю. Внезапно она как-то резко, почти грубо спросила:
— Откуда ты явился?
— Я же говорил тебе, — напомнил я, — из Министерства колоний, копировал там документы…
— Ты что, совсем идиот, разве ты не видишь, что происходит?
— Да нет, я не идиот и все прекрасно вижу.
— И все равно не хочешь сойти на берег?
— Пока нет. Не хочу, это единственное, в чем я уверен. У меня нет никаких причин сходить на берег.
— А вот у меня, — тихо проговорила она, — ты же сам знаешь, у меня есть очень веские причины, чтобы заставить тебя сойти на берег.
— А мне плевать на твои веские причины.
Она сразу успокоилась. И с какой-то коварной нежностью, точно уговаривая ребенка, проворковала:
— Хорошо, оставайся здесь, только молчи, обещаешь, да?
— Буду стараться изо всех сил.
— Ты что, действительно веришь, будто можно все время молчать?
— Я верю, что нужно молчать, пока можешь. Но нельзя же молчать… без конца.
И улегся подле нее.
— Честно говоря, я уже больше не в силах молчать, — признался я.
Какое-то мгновение мы чувствовали себя так, будто поговорили. Но это ощущение быстро прошло, и скоро этого стало мало. Она прижалась лицом к моему лицу и долго оставалась так, не шелохнувшись.
— Скажи мне что-нибудь, что придет в голову.
— Анна…
Часы на столике показывали два. Сон не шел.
— Еще что-нибудь, — попросила она.
— Мне нравится на этой яхте.