Море житейское

Узнал, во сколько собираться перед обедом, и пошел по полю. Сотни и сотни автобусов, тысячи и тысячи машин. Обилие флагов, пестрота эмблем на них: и солнце с человеческим лицом, и трезубцы. Нарядные люди отовсюду. Нет, есть, есть сегодня ощущение праздника, единения славян, есть. Был свидетелем встречи двух отрядов казачества. Шли они друг к другу. Одни шли к ротонде, другие от нее. И первые грянули: «Любо, терцы!» И вторые в ответ еще громче: «Любо, донцы!» Вот это любо так любо. А ведь были в истории казачества такие раздраи, непримиримость такая, что и вспоминать не хочется. И не надо. Забыть их и жить дальше.

Две дивчиноньки, пичужки такие, торгуют под полотняным навесом водой, пивом и мороженым. Зовут:

- Диду, ходи до нас! Диду, вы с Москвы? Так в вас же кризис. Визь-мить, - протягивают мороженое, - то безкоштовно. И русские рубли берем. По курсу.

- А долларив нема?

- Та вин же ще не диду, - говорит другая, - вин ще дядько.

Обе такие веселые, молодехонькие хохотушки. Говорю:

- Все-таки Мазепа предатель. Это не мое мнение, это историческая правда. А вы как розумиете?

- Та нам-то шо, - отвечают они и хохочут.

Тут налетел такой порыв ветра, что повалил навес, девчаткам стало не до меня. Помог им и стал возвращаться к церкви. Навстречу большая

группа молодежи. Несут соломенное высокое чучело. На его желтой груди плакат «Мазепа - Иуда». К нему привешен картонный кружок с надписью «30 гривен». К молодежи подскакивает милиция, требует уйти. «Гэть вид-силя!» Насильно заворачивают. Милиции помогают подскочившие парубки в национальных кафтанах. Начинается даже драка, но уже зажигалками подпалили снизу чучело. Солома трещит, пылает и вскоре дымится.

У меня звенит колокольчик мобильника. «Ты где?» - «Где я могу быть? На поле». - «Тут везде поле. Где именно?» - Я оглянулся - недалеко остановка автобусов. «Я у зупинки». - «Какой?» - «Сейчас прочту. “Институт свинарства”». - «Выдумал?» - «Иди и сам смотри». - «Скоро обед».

Меня останавливает старик моих лет, украинец в рубашке-вышиванке. Я почему-то радостно подумал: не сослуживец ли? Пожал протянутую руку:

- Вы в шестидесятом - шестьдесят третьем не служили в ракетной артиллерии в Подмосковье, в Кубинке?

- Там не. - И весело говорит, видимо, уже не раз прозвучавшую от него шутку: - Служил в засадном полку украинского вийска в Полтавской битве. Було його не треба, отсиделся. Вы туточки впервой? Показать вам памятник хороший полковнику Келину?

- Конечно!

Мы идем и вскоре стоим у памятника герою. Келин удерживал крепость Полтавы против шведов, когда превосходство их в численности было в несколько раз против русских.

- Эй, Полтава! - раздается крик из толпы на площадке среди зелени. - Эй, Полтава! Посвистим, покричим, покрякаем! Диджей, вдарь!

На земле расстелен огромный лист линолеума. На него поочередно выскакивают хлопцы в широченных штанах, майках с иностранными надписями, ловко под музыку пляшут, крутятся, скачут. Вдруг начинают выделывать невообразимое: вращаются на животе, на спине, на голове даже. Руки летают как пропеллер, ну орлы! Загляделся и потерял провожатого. Да уже и пора к своим. Обедать, на конференцию и на аэродром. Лететь до дому, до хаты. Еще замечаю на парковой скамье крупные буквы: «Тут была группа “Ниочем” Тепа и Максим». Хотелось и просто походить по улицам, и в магазины зайти, но время поджимало. Только вывески и достались. «Жиночи та чоловичи чохи та панчохи. Одяг». То есть женская и мужская одежда. Плакат против «кишковых захворюваний».

Обед замечательный, украинский. Борщ, сало, пампушки, галушки. Так и вспоминаются гоголевский Пацюк и песенный казак Грицько, который «любил соби дивчину и с сиром пыроги», потом, когда надо было сделать выбор, то заплакал и сказал: «Вы, кляты вороги, визмить соби дивчину, виддайте пыроги». То есть дороже дивчины они оказались для Грицько.

А по дороге на конференцию опять утренний спутник. Олесь хочет знать причины нашей теперешней размолвки.

- Знаешь, кто вас сделал несчастными? Подожди, не возражай. Конечно, несчастные, как это - славяне, и вдруг бежать из семьи славян? А дуракам бросать листовки: «Москаль зъил твое сало, москаль истопил твой уголь». Шушкевичи, Кравчуки, Ющенки, они - слабовольные жертвы, главная вина на католиках и протестантах. Да еще Тарас Шевченко. Его искалечили поляки и пьянство. Попал в Польшу совсем молоденьким за два года до польского восстания 1831 года. Вся Варшава была пропитана ненавистью к Москве, заразился. Какой ужас в «Кобзаре», сколько ненависти к царю, Богу, России. Церковь православная как прыщ - это что? Призыв девственниц к блуду, издевательство над всем святым, призывает «явленними» иконами «пич топити», церковные одеяния «на онучи драти», от кадил «люльки закуряти», кропилами «хату вымитати» - это что? Сколько пошлости и сальности в его виршах. Олесь, «погани мы москали», по его слову, или братья по крови Христовой?

- Розумию, шо мы всегда будемо рукопожатными.