Море житейское

Над пещерой выстроены церкви, но вначале идем в пещеру. При входе источник, в него льется струя и как-то очень музыкально поет, падая в водоем. Рядом кованая кружка на серебряной цепочке. После такой дороги пьем воду и никак не напьемся. Рассматриваем объемную панораму происшедшего тогда события - огромного змея, монахов, Ефросинию и сияющую икону Божией Матери. Белая козочка испуганно жмется к ногам Ефросинии. Змей разинул зубастую пасть. Тут даже изображение его, его размеры устрашают, а каково было им тогда? И какую духовную силу надо было иметь, чтобы пойти на битву, имея одно оружие - веру православную!

Поднимаемся в верхние храмы, а там все, как всегда - молимся, батюшки служат. Ставим свечки, оставляем записки. Выходим на паперть. А она здесь так вознесена над пространством, что прямо летишь вслед за взглядом, которому не во что упереться, он тает в небе. И представляется, как выходили монахи на рассвете после ночной службы, как им легко и радостно вздыхалось в этом приближенном к Богу месте. Кто-то вздыхал и вспоминал родных, которые там, внизу, кто-то уже отрешенно молился о последнем часе на этой земле. Да, нельзя, нельзя, говорят святые отцы слишком любить земные красоты. Они все равно многократно меньше того, что приготовил Господь любящим Его.

Надо ехать. Надо, хотя не хочется уезжать. Так душевно, так спокойно. Спускаемся к машинам. Внизу еще один источник. И вот интересно, вроде бы уже пили и пили из первого источника, но и из этого пьем и не напьемся. Идем вдоль склона горы, на вершине которой Крест. Хочется назвать склон стеной, до того он вертикален и выглажен дождями и ветрами. И как только там устанавливали Крест? Он так вознесен над пространством, так прочно царствует над ним, что становится спокойно.

По-прежнему в ущельи, хорошо слышные, звякают колокольчики. Будто козочки нас приветствуют и желают доброй дороги. Машины заводятся, колокольчики умолкают. То есть для нас умолкают, глохнут в шуме моторов.

Патры

Дождь приветствует паломников в богоспасаемом граде святого Первозванного апостола Андрея. Я бывал в Патрах, но приезжали сразу в храм и сразу уезжали, а сейчас поздно, едем на ночлег, и я изумляюсь громадности города. Длинная набережная, широкие улицы. На площади многолюдный митинг, много красных знамен, гремят усиленные звукотехникой речи ораторов. Наш отель где-то тут, но движение перекрыто. Диву даешься, как наши водители с их штурманами ориентируются в незнакомых местах. Крутимся вокруг митинга, решаем вначале самое трудное - парковку, потом ищем отель. Он рядом. К нашей радости, на улице святителя Николая.

- Это нас святитель Никола Зарайский всюду ведет, - радостно замечает Валерий Михайлович.

На ночь мы не оставляем икону святителя в машине, приносим с собой.

Отель скромный, но чистенький, уютный. Крики чем-то недовольных, чего-то от кого-то требующих слышны и здесь. Пока крутились на машине, я заметил церковь, она рядом, и когда разместились, в нее сходил. В храме никого. Хотя идет служба. Две женщины сидят на стульях. И сюда доносятся шум митингующих. Да, их там явно побольше, чем молящихся.

Да это и у нас так: приучили демократы требовать улучшения условий жизни от партий и правительств, а не просить у Бога. Ну тогда и митингуйте.

Море за решеткой

Раннее утро. Темно. И вверху темно. О, где вы, чистые звезды Афона? Пойду умыться к морю. Да, до моря дошел, а не умоешься. Огромные , в три метра, не меньше, ограждения. Это против иммигрантов. Когда отправляются паромы в Италию, пакистанцы и другие несчастные осаждают их, прячутся в трюмах, на палубе. Их отлавливают, они стараются проникнуть на следующий. Отсюда и эти стальные изгороди. Шел и шел вдоль них. Ну не весь же берег окован. Да, нашел проход. Ворота охраняемые, но охранник махнул - можно. Встал на колени уже перед Ионическим морем, умылся. Радостно плеснула вдруг волна, а вроде было совсем тихо. И так легко дышится! Это и от вчерашнего дождя, и от морского воздуха, и от того, что никто не кричит.

Вернулся. По-прежнему рано, но машины уже снуют по узким улочкам, как кровяные тельца по сосудам. Угловой ресторанчик с гордым названием «Эверест» вершиной упирается в рекламу мужского одеколона, а подножие завалено мусором, «Эверест» как бы вырастает из него и стремится ввысь, где гордые запахи побритого мужчины. В мусоре копошится бездомный, а рядом, обнявшись, покачиваются в танце парень и девушка.

Вдруг обнаруживаю, что заблудился. Я же долго шел вдоль забора, значит, надо обратно к морю и обратно вдоль забора до нашей улицы. Хожу, хожу, опять вышел к «Эвересту». Мусора и бездомного уже нет, а парочка спит на скамье.

Святой, Первозванный