Море Троллей

Большинство ётунов рядились в шкуры, хотя некоторые увальни красовались лишь в набедренных повязках, гордо выставляя напоказ волосатые торсы. Джек подумал про себя, что длинные меховые плащи — прекрасная мода. Этим обрюзглым, поросшим оранжевыми космами плечам, этим морщинистым отвислым животам и многим ярдам чешуйчатой плоти прикрытие бы пошло куда как на пользу. Но никакие одежды не смогли бы скрыть мощных надбровных дуг троллей-мужчин. Их гордо выставляли напоказ: чем крупнее, тем лучше; а те тролли, на счету у которых были убитые смертные, украшали надбровные дуги татуировками.

Королева Гламдис восседала на золотом, инкрустированном бриллиантами троне.

— Гномья работа, — шепнула Фонн Джеку: тот, в ожидании, пока его призовут, ждал поодаль.

Оранжевые волосы королевы венчала сверкающая корона, а еще на ней было длинное синее платье, расшитое золотом. А поверх платья — роскошный плащ из медвежьих шкур. Королева казалась куда старше Фонн, черты лица были резкие, ястребиные.

«Какой благородный облик», — подумал Джек.

Да, к троллям он явно начал привыкать…

По одну сторону от трона стоял Золотая Щетина с Отважным Сердцем на спине. Торгиль гордо устроилась в ногах у Горной королевы. По другую сторону выстроился гарем.

Шестнадцать разновозрастных увальней были разодеты в пух и прах. Самый старый восседал на троне разве что самую малость менее внушительном, нежели королевский. Он был так стар, что надбровные дуги нависали над его глазами, почти полностью их закрывая, так что ему приходилось поддерживать их вилкообразной палочкой.

— Это мой отец, Болторн, — шепнула Фонн.

Сам Джек ради такого случая напялил на себя три слоя шерстяных одежд, одни поверх других, а сверху еще и плащ из куньего меха. И все равно мальчик ужасно мерз. Обут он был в башмаки из воловьей кожи, причем шерстью наружу, чтобы ноги не разъезжались по полу. Пол был из отполированного серебра: блестящий и на диво красивый, но скользкий как лед.

— Подойдите, — приказала королева Гламдис голосом резким, как у Фонн.

Джек знал, что ётунам вообще непросто говорить вслух, а уж сделать так, чтобы голос звучал нежно и мелодично, они и вовсе не в состоянии. Мальчик покорно вышел вперед и низко поклонился.

— Так это ты растопил мой ледяной мост, — промолвила королева.

«Ой-ей-ей», — испуганно подумал Джек.

— Ты — маг огня, — объявила королева.

— Я — бард, о великая королева. Я служу жизненной силе.

— Знавала я одного такого. Его звали Драконий Язык; он проделал дыру вот в этой самой стене. — Королева указала на полоску более темного льда под окном. — Я, конечно же, велела заделать брешь, но след все равно остался.

— Джек — ученик Драконьего Языка, — тоненьким голосом пропищала Торгиль.

«Молчи!» — мысленно взмолился Джек.

— Кому здесь говорить, а кому молчать, решаю я! — одернула его королева, и Джек выругал себя за бестолковость. Он напрочь позабыл, что ётуны умеют читать мысли. — Однако же я не чую в тебе зла, — продолжила Гламдис. — Торгиль дочь Олафа, рассказала мне о вашем походе, и я согласна помочь вам. Но должна предостеречь: норны не повинуются никому, даже богам. Я могу лишь попросить, чтобы, когда они явятся, вам дозволили присутствовать. И это все.

— Спасибо тебе, о великая королева.

— И чтоб ни про какую «великую королеву» я больше не слышала, — рявкнула Гламдис. — Это ты для Фрит прибереги: она это обожает. Я и впрямь великая королева, и все это знают. Ты еще детеныш, так что можешь звать меня просто матерью.

— Х-хорошо, мать, — пролепетал Джек. До чего же странно было называть так кого-то, кто на самом деле матерью ему не был. — Я глубоко признателен тебе за то, что ты вылечила мне плечо и исцелила Отважное Сердце.

— А, Отважное Сердце, как же, как же, — проговорила Гламдис. Темные глаза ее лукаво блеснули. — Нахальный негодник, одно слово. — Пояснять, что имелось в виду, она не стала. — А теперь я приглашаю вас всех на празднество в честь Олафа Однобрового. Все будет так, как он сам пожелал бы: пир с музыкой, танцами и добрым угощением. Я скорблю о том, что Олаф ушел в Вальхаллу, но знаю: Один ему обрадуется. Лучшей двуногой дичи я в жизни не встречала.

Глаза Джека наполнились слезами, и даже королева — мать, напомнил себе мальчик — утерла глаза краем плаща. Торгиль же зарыдала в голос.

Наконец все покинули тронный зал и долго шагали по длинным коридорам, пока не вышли во внутренний двор: просторный, идеально круглый и вообще более всего смахивающий на застывшее озеро. Двор находился под открытым небом, а по краям его выстроились палатки. Джек принюхался: пахло жареным тетеревом. Мальчика усадили за невысокий стол вместе с Торгиль: ётунские столы были для них слишком велики. Фонн и Форат устроились рядом — за компанию.