Море Троллей

Двое играли; третья наблюдала. Партия длилась долго, бесконечно долго. Джек недоуменно заморгал. Ему вдруг показалось, что шахматные фигурки передвигаются сами по себе. И находились они уже не на столе в полутемной зале, а у дверей собственных домов. Они занимались своими делами — пахали землю, стригли овец, — даже не подозревая о том, что за ними наблюдают безмолвные норны. То и дело к одной из фигурок протягивалась призрачная рука — и незримым движением смахивала ее с доски.

Игра продолжалась до тех пор, пока и на той, и на другой стороне доски не осталось лишь по нескольку фигур. Одна из норн — со ртом что пещера и запавшими глазами — сделала последний ход.

— Мат, — беззвучно прошептала она.

Ее противница, та, что была молода и красива, склонила голову, признавая поражение. Рассмотреть третью норну было куда труднее. Она переливалась, мерцала и то и дело меняла очертания, точно тень под колеблемым ветром деревом.

Затем все трое, как по команде, подняли глаза и поманили Джека.

Мальчик словно прирос к месту: ноги разом онемели, во рту пересохло. Торгиль пихнула его в бок. Но даже тогда Джек не нашел в себе сил подняться. Торгиль вскочила, взяла его за руку и вывела вперед. В другой руке девочка сжимала нож. В смутном свете факелов лицо ее казалось мертвенно-белым. Небеса милосердные, она что, намерена заколоть норну?!

Джек крепче стиснул руну. К вящему его изумлению, руна отозвалась: по всему телу разлилось живительное тепло. Он сжал руку Торгиль, усилием воли заставляя тепло перетечь и в нее тоже.

Неожиданно мальчик осознал, что они — отнюдь не пешки в игре, что завершается всеобщей гибелью. Путь норн — не единственный путь. Есть еще Бард, что сидит себе под деревом на Островах блаженных и наигрывает на арфе. Есть женщина с горестным взглядом — та, которую Олаф убил во время шторма. Она, конечно же, на верном пути в Рай, вместе со своей утраченной дочуркой. А его, Джека, мать верила (хотя и тщательно скрывала это от отца), что души усопших возвращаются в мир вместе с солнцем и рождаются заново.

«Я служу жизненной силе, — подумал Длеек. — Я не верю в Рагнарек».

Так они и шли, держась за руки, все дальше и дальше — и с каждым новым шагом ледяные стены расступались, и таяли, опадая, шелестящие белые занавеси. В лицо Джеку повеял ласковый ветерок, по дну долинки с журчаньем заструился ручей. По обе его стороны росли кусты малины, тут же зрела сочная голубика. Повсюду алели сладкие жемчужинки горной земляники.

— Мы опять здесь! — воскликнула Торгиль. — Вот, значит, где прячется источник Мимира!

Из зарослей выступила глухарка с десятью цыплятами. Птица наклонила голову и тихонько заквохтала.

— Похоже на то, — неуверенно протянул Джек. — Я что-то такое чувствовал и прежде, да только искать побоялся…

Глухарка величественно удалилась. Дети проводили ее взглядом.

— Одно по крайней мере осталось неизменным, — вздохнула Торгиль. — Эти дурацкие пичуги по-прежнему треплются не умолкая о своем занудном житье-бытье.

Джек шел впереди, указывая путь. Он провел Торгиль мимо поля, где некогда лежали ослабевшие снежные совы. Отыскал рощу яблоневых и грушевых деревьев, грецких орехов и лещины.

— Ага, так вот ты где едой разжился, — догадалась воительница.

— Слушай.

Джек предостерегающе поднял руку. Впереди то нарастал, то затихал гул тысяч и тысяч пчел. Ощущение было такое, что рой придется руками раздвигать, чтобы протиснуться.

— Терпеть не могу пчел, — буркнула Торгиль. — Я однажды попыталась взять меду из улья, так они меня здорово пожалили!

— Если их не сердить, то пчелы, они ничего себе, — возразил Джек. — Мама научила меня одному заклинанию: оно успокаивает растревоженный рой.

— Ну, не знаю… Я их языка не понимаю, но, по-моему, они вовсе даже и не рассержены. Но и довольными их тоже не назовешь — слишком уж они для этого дикие и буйные. Я бы сказала, что эти пчелы одержимы.

— Вроде как берсерки? — уточнил Джек.

— Да, что-то вроде этого…

«Да уж, кому и знать, как не тебе», — подумал Джек, но вслух этого, конечно же, не сказал.

Он вспомнил Олафа и его людей во власти безумного ликования — перед тем, как они вырезали усадьбу Гицура. Джек и Торгиль долго стояли, не трогаясь с места и прислушиваясь к неумолчному гуду.

— А на пчел-берсерков твое заклинание подействует? — спросила наконец девочка.

— Понятия не имею, — признался Джек.

— Ну, все лучше, чем ничего.

Торгиль извлекла на свет оба ножа.

— Что это ты такое задумала? Заколоть всех пчел по очереди? — фыркнул Джек. — Норны позволили нам оказаться здесь. Те же норны либо дадут нам пройти к источнику, либо не дадут. И что бы любой из нас ни предпринял, изменить решения норн мы не в силах.

Торгиль неохотно убрала ножи обратно в ножны. Затем снова взяла Джека за руку, и они побрели дальше. Местность постепенно повышалась, и наконец дети вышли к громадному холму.

— Глянь-ка! — воскликнула Торгиль.

Над холмом высился гигантский ясень — тот самыйясень, древо Иггдрасиль; он возносился все выше, выше и выше, так что просто не верилось, что глаза смертных способны прозревать такие дали.