Море спокойствия

– Это постоянная рубрика для всех авторов на фестивале, – сказала сотрудница, – короткое интервью. Для развлечения аудитории.

– Для развлечения? – Оливии стало не по себе. Ее французский агент метнул тревожный взгляд в интервьюера.

– Приступим?

– Давайте. – Десяток голографических камер проплыли в воздухе и окружили Оливию, словно звездное кольцо, снимая многоплановую картинку.

– Эти вопросы, – начала интервьюер, – мистического свойства!

– Потому что мы на фестивале мистики, – сказала Оливия.

– Именно. Хорошо. Вопрос первый: ваше любимое алиби?

– Мое любимое… алиби?

– Да.

– Даже не знаю… если мне не хочется что-то делать, я просто говорю, что у меня другие планы.

– Насколько я знаю, вы состоите в браке с мужчиной, – сказала интервьюер. – Когда вы встретили своего мужа, что вам сразу подсказало, что вы любите его?

– Ну, – сказала Оливия, – пожалуй, ощущение узнавания, если это возможно. Я помню, что когда встретила его в первый раз, то посмотрела на него и поняла, что он сыграет в моей жизни судьбоносную роль. Можно ли это считать ответом на вопрос?

– Каким вам представляется идеальное убийство?

– Помнится, я читала рассказ, где человека пырнули сосулькой, – сказала Оливия. – Полагаю, это и есть идеальное убийство, при котором само орудие убийства растаяло. А есть ли у вас вопросы, связанные с моим творчеством?

– Всего один. Последний вопрос. Секс в наручниках или без?

Оливия отцепила микрофон и встала. Бережно положила микрофон на стул.

– Без комментариев, – сказала она и вышла из зала прежде, чем интервьюер могла бы заметить слезы у нее на глазах.

В Шанхае Оливия в общей сложности битых три часа рассказывала о себе и о своей книге, что было равносильно повествованию о конце света, пытаясь представлять апокалипсис, не затрагивающий ее дочь. Затем она вернулась в гостиницу и в коридоре заметила, что с трудом передвигается по прямой. Она никогда не употребляла алкоголь, но опьянение и утомление выглядят одинаково. Оливия доковыляла до своего номера. Закрыла за собой дверь и долго простояла, прижавшись лбом к прохладной стене над выключателем. Вскоре она услышала свой голос:

– Это чересчур, чересчур, чересчур.

– Оливия, – вкрадчиво произнесла гостиничная система искусственного интеллекта спустя некоторое время, – вам нужна помощь? – Не получив ответа, система повторила вопрос на северокитайском и на кантонском наречиях.

– Оливия, это совершенно не имеет отношения к делу, но я была няней вашего агента, – сказала ей женщина в очереди за автографами в Сингапуре на следующий день.

– Какой идейный посыл вы бы хотели донести до читателей «Мариенбада»? – спросили ее во время очередного интервью.

Оливия стояла на сцене в Токио рядом с интервьюером, который оказался голограммой, потому что сам интервьюер не смог прибыть из Найроби по неизвестным личным обстоятельствам. Оливия подозревала, что этими обстоятельствами была болезнь: интервьюер время от времени «зависал», но запаздывания звука не было. Это означало, что интервьюер «зависал» не из-за плохой связи, а от того, что отключал микрофон кнопкой «кашлюн» на пульте.

– Я просто хотела написать интересную книгу, – сказала Оливия. – Безо всякого посыла.

– Вы уверены? – спросил интервьюер.

– Вы подпишете подержанную книгу? – спросила женщина из очереди за автографами.

– Разумеется, с удовольствием.

– И еще, – добавила женщина, – это ваш почерк?

Некто, не Оливия, уже надписал экземпляр «Мариенбада», врученный женщиной: «Гарольд! Прошлая ночь была – супер! Обнимашки-целовашки – Оливия Ллевеллин».

Оливия вытаращила глаза на надпись, почувствовав легкое головокружение.

– Нет, – сказала она, – я не знаю, кто это написал.

(После ее еще долго терзали мысли о самозваной Оливии, которая разъезжает в параллельном турне и оставляет нехарактерные записи в книгах Оливии.)

В Кейптауне Оливия встретила писателя, который путешествовал со своим мужем вот уже полтора года в рамках турне с книгой, изданной тиражом, в несколько раз превышавшим тираж «Мариенбада».

– Посмотрим, как долго мы можем разъезжать прежде, чем придется возвращаться домой, – сказал писатель. Его звали Ибби, сокращенное от Ибрагим, а его мужа – Джек. Вечером они сидели втроем на верхней террасе отеля, кишащего писателями – участниками литературного фестиваля.

– Вы пытаетесь избежать возвращения домой? – поинтересовалась Оливия. – Или вам просто нравится путешествовать?

– И то и другое, – признался Джек. – Мне нравятся разъезды.

– К тому же у нас захудалая квартирка, – сказал Ибби, – но мы еще не решили, как поступить. Съехать? Отремонтировать? Может, и то и другое.

Здесь на крыше были десятки деревьев в большущих кадках с мерцающими огоньками на ветках. Где-то играла музыка: струнный квартет. Оливия облачилась в свое умопомрачительное серебристое фестивальное платье по щиколотку. «Вот он, чарующий миг», – подумала Оливия, бережно запечатлев его в памяти, чтобы наслаждаться впоследствии. Ветерок доносил аромат жасмина.

– Сегодня я слышал хорошие новости, – сказал Джек.