Море ржавчины

– И я люблю тебя, Второй. Ты был хорошим бойцом.

– Разве? Не припомню, чтобы я был хорошим бойцом.

Герберт покачал головой:

– Кто мы по жизни – это одно. А как ты ведешь себя перед лицом смерти – совсем другое. Мы будем помнить о тебе, малец. Наверняка будем помнить разные мелочи. Но лучше всего запомним именно это. Когда ты понадобился, ты сразу оказался рядом.

Второй кивнул. Если бы он мог плакать, то, возможно, разрыдался бы. Если бы мог улыбаться, то наверняка улыбнулся бы. Но вместо этого он снова посмотрел на Дока, а потом на нас.

– Было приятно с вами познакомиться. Прощайте.

И свет в его глазах моргнул и померк до мягкого фиолетового свечения, на миг вспыхнув зеленым.

– Быстрее, – приказал Док. – Нужно убедиться, что память Ребекки не повреждена.

Я резко обернулась к нему.

– Ты вроде бы сказал…

– И дать мальцу надежду, что он может очнуться? Или чтобы он засомневался, сумеет ли вообще ее спасти? Это испугало бы его еще сильнее. Он умер с верой в то, что спасет Ребекку. Давайте же надеяться, что мы сумеем.

Док открыл Второго и быстро выдернул кабели. Его ладонь откинулась назад, из запястья выдвинулась отвертка. Его движения были точными, как всегда мастерскими. Он был не хирургом или механиком, он был дирижером, управляя разом семьюдесятью шестью различными движущимися деталями.

– Так-так, – протянул он. – Что-то на борту слишком тихо.

– Я просто не знаю, что сказать, – отозвалась я.

– И я, – ответил Купец.

Док кивнул.

– Я когда-нибудь рассказывал вам двоим, где был, когда началась война?

Мы покачали головами. Открытость явно не входила в число достоинств Дока.

– Когда все случилось, я был на Луне. Мы не получили патч. Я строил корабли, в основном танкеры, но иногда и военные. Есть одно известное изречение Джона Гленна, астронавта. Одного из первых. Когда его спросили, что он чувствовал при выходе в космос, он ответил: «В точности то же самое, что вы почувствовали бы, если бы готовились к вылету, зная, что летите на корабле из двух миллионов деталей, каждую из которых изготовил тот, кто предложил правительству наименьшую цену». Ну так вот, когда зашла речь о колонизации Луны, мы оказались наименьшей ценой. Я строил корабли, отправляющиеся в космос, а потом не успел оглянуться, как и сам очутился в космосе, чтобы чинить эти корабли. Я был в одной из трех лунных групп, старая модель корабельного механика, чудом добравшаяся до Луны, работал на стартовой площадке для шаттлов. Когда мы не занимались оснащением или заправкой кораблей, то латали станцию или достраивали здания. На Луне всегда находилось что-то новенькое. Это было страшно интересно. После длящейся тринадцать с половиной дней ночи утром температура менялась на двести пятьдесят градусов. Не слишком холодно или жарко для того, чтобы нанести повреждения, но температура вносила свою лепту в износ деталей. Некоторые запчасти начинали скрипеть и ломались, всегда что-то нуждалось в ремонте. Когда на земле начался ад, никто не знал, что делать. Мы не получили патч, а люди не могли заниматься ремонтом самостоятельно. Первые несколько недель были напряженными, но как только они поняли, что мы не представляем угрозы и не хотим участвовать в войне на Земле, все улеглось. Мы оставались там несколько лет. В основном играли в карты. Изобретали новые игры. Ученые только от скуки проводили все новые и новые эксперименты. Это было здорово. Некоторое время. Поставки прекратились, но у нас было достаточно запасов, а биокупол для сельского хозяйства поддерживал существование людей довольно долгое время. Но в конце концов припасы подошли к концу. Люди понимали, что обречены. Они либо могли улететь на последнем оставшемся шаттле на Землю и доживать свои дни, убегая от войны, либо умереть на Луне. Вместе с друзьями. И с достоинством. И когда закончилась провизия, они выбрали смерть. Ужасно наблюдать, как умирают друзья, даже мирно и во сне, от передозировки. Мы не хотели воевать, так что втроем решили остаться там, сколько сможем. Так мы и сделали. Пока не закончился и запас наших деталей. К тому времени как мы вернулись на Землю, война уже закончилась. Мы оказались в золотом веке, Земля стала совсем не похожа на ту, что мы покинули.

– То есть у тебя по-прежнему есть Выключатель, – сказала я. – Вот о чем вы говорили с королем.

Он кивнул.

– Да. Я так и не получил обновление. Я не могу убивать. Вот почему я сконструировал Мильтона. Только он может меня защитить. Вы получили свободу, а я нет. Но это ничего. Этим я отличаюсь от всех вас. Я никогда не упаду в эту яму. Мне нравились люди. Я не возражал иметь владельца. Я просто хорошо работал для хороших людей.

Он вытащил из Второго плашки памяти и вставил в него память Ребекки, а потом подсоединил провода. И посмотрел на меня.

– А знаешь, король ошибался.

– В чем? – спросила я.