Море Осколков

Рядом на коленях стояла Сумаэль. Свесив голову, она выпячивала губы, обнажая клыки. В горсти она сжимала комок кровавой рубахи Джойда, будто пыталась его поднять. Будто пыталась унести в безопасное тепло, как однажды он ее нес. Но теперь нести его было некуда, даже найди она в себе силы.

Некуда, кроме как в Последнюю дверь.

И понял Ярви, что Смерть не сгибается в поклоне пред каждым, пришедшим к ней; не указывает путь, почтительно вздымая руку; не произносит исполненных глубины слов; не отмыкает засовов. Ей не нужен ключ на груди — ибо Последняя дверь вечно отворена. И Смерть, нетерпеливо прикрикивая, гонит туда стадо мертвых, с небрежением к их роду, званию или славе. Гонит очередью, которая все длинней и длинней. Неистощимой, сплошной вереницей.

— Что я наделал? — прошептал Ярви и, колеблясь, шагнул в сторону Джойда и Сумаэль.

— То, что должно. — Хватка материнской ладони на плече оказалась тверже железа. — Не время скорби, сын мой. Мой государь.

Половина ее лица бледнее белого, другая в красных крапинах — самой Матерью Войной выглядела она сейчас.

— За Одемом. — Она сдавила сильнее. — Убей его и верни Черный престол.

И Ярви стиснул зубы и кивнул. Дороги обратно быть уже не могло.

— Хватит! — окликнул он инглингов. — Есть другой путь.

Они опустили топоры и сумрачно уставились на него.

— Матушка, останься с ними. Сторожите дверь, и пусть ни один не уйдет.

— Ни один, покуда жив Одем, — ответила она.

— Ничто, Ральф — соберите дюжину бойцов, и за мной.

Ральф, тяжело дыша, оглядел бойню во дворе цитадели. Раненые и при смерти, хромающие и окровавленные. И Джойд, храбрый Джойд, тот, кто вступился за своего одновесельника, теперь сидел спиной к стволу кедра — ни весла, чтобы толкать, ни мешка, чтобы таскать, ни ободряющих слов больше не будет.

— Найдется ли пригодная дюжина? — прошептал старик.

Ярви отвернулся и двинулся прочь.

— Бери тех, что есть.

Сиденье для одного

— Готовы? — шепнул Ярви.

— Всегда, — отозвался Ничто.

Ральф потянул шею в одну сторону, потом в другую. Кровь чернела на его лице в полумраке.

— Кажись, готовее мне уже не стать.

Ярви втянул полную грудь воздуха, затем надавил увечной ладонью на скрытую щеколду, плечом налегая на дверцу, и вывалился под священные своды Зала Богов.

Сразу перед ним, на тронном помосте, стоял Черный престол — на глазах, лучистых самоцветах, у Высоких богов. Над головой, вокруг купола, янтарные изваяния богов малых взирали на жалкие человечьи делишки безучастно, бесстрастно и без малейшего интереса.

При Одеме остался лишь десяток бойцов, да и те в плачевном состоянии. Они собрались на том конце, у дверей, чьи створки слегка покачивались от ударов снаружи. Двое пытались подпереть двери копьями. Двое других смахнули со старинного стола святые дары и волокли его баррикадировать выход. Остальные, опешив, сидели на полу или в замешательстве стояли, не понимая, как могла ватага разбойников захватить врасплох их короля в сердце его собственного бастиона. Неподалеку от Одема мать Гундринг склонилась над раненой рукой хоругвеносца.

— Воины, к королю! — взвизгнул тот, увидев в зале Ярви, и люди Одема тут же построились вокруг повелителя, выставили перед ним щиты и подняли оружие. Кольчужник со стрелой, пробившей лицо, отломил ее не глядя — из щеки остался торчать окровавленный кусок древка. Только что он в полубеспамятстве опирался на меч, теперь же наставил его вихляющий кончик на Ярви.

Ничто вырвался из прохода и подскочил к его левому плечу, Ральф — к правому, те рабы и наемники, в ком оставались силы драться, рассыпались вокруг, ощетинившись острой сталью.

Они обходили Черный престол, спускались по ступеням помоста, брызжа слюной и ругаясь на полудюжине языков. Одем тоже отправил своих людей вперед, пространство меж отрядами сузилось до десяти шагов по каменному полу, затем до восьми, до шести — грядущее кровопролитие нависло тяжелой, грозовой тучей в недвижном воздухе Зала Богов.

А потом мать Гундринг присмотрелась к Ярви и вытаращила глаза.

— Стойте! — вскричала она, колотя эльфийским посохом по плитам, звонкое эхо ударов отражалось от высоких сводов. — Стойте!

На минуту воины остановились, переглядываясь, рыча, поглаживая клинки, и Ярви обеими ногами прыгнул в узкую щелочку той возможности, что старая служительница для него приоткрыла.

— Мужи Гетланда! — воскликнул он. — Вам известно, кто я! Я — Ярви, сын Атрика! — И единственным пальцем на левой ладони он указал на Одема. — Вон то предательское существо попыталось отнять у меня Черный престол, но боги не потерпят на нем самозванца! — Он ткнул себя в грудь. — Государь Гетланда, ваш законный король вернулся!

— Бабья кукла? — плюнул в его сторону Одем. — Половинка короля? Владыка всех убогих калек?

Прежде чем Ярви успел что-нибудь крикнуть в ответ, его схватила за плечо и отодвинула в сторону сильная рука. Ничто шагнул мимо него, отстегивая ремешок шлема.

— Нет, — сказал он. — Законный король. — И снял шлем с головы и швырнул на пол, и тот, звонко гремя, покатился по Залу Богов.