Море Осколков

Он вытянул свою цепь и уставился на ее железные звенья.

— Единый Бог протянет невольничьи цепи по всему миру, от Верховного короля, через королей малых, ко всем остальным — каждое звено в надлежащем месте. В рабство обращены все.

Джойд нахмурился исподлобья.

— Ты глубоко мыслишь, Йорв.

Ярви пожал плечами, и цепь упала.

— На весле больше проку от здоровой руки.

— Ну ладно, но как же все-таки один бог справляется со всем на свете? — Ральф обвел рукой затхлый город вместе с его обитателями. — Как один и тот же бог может быть у коровы и рыбы, у моря и неба? Как она может быть одновременно за мир и войну? Чушь дурацкая, да и только.

— Быть может, Единый Бог навроде меня. — Сумаэль развалилась на юте, опираясь на локоть с запрокинутой набок головой, и расслабленно покачивала ногой.

— Такая же лентяйка? — проворчал Джойд.

Девушка усмехнулась.

— Она выбирает курс, но есть много мелких богов — они сидят на цепи и гребут.

— Простите меня, о всемогущая, — произнес Ярви, — но мне вот отсюда видно, что на вас те же оковы, что и на всех.

— Покамест, — ответила она, набрасывая цепь на плечи подобием шарфа.

— Тоже мне, один Бог, — снова раздраженно бросил Ральф, качая головой на недостроенный храм.

— Лучше один, чем никакого, — прорычал, подходя к скамьям, Тригг.

Невольники погрузились в молчание, все знали, что отсюда их курс лежит в страну шендов, которые не знают милости к чужеземцам, не молятся никаким богам, не преклоняют колени ни перед каким королем, каким бы верховным тот ни был.

Однако серьезная опасность сулит серьезную выгоду — так объявила команде Шадикширрам, когда вскочила на борт, держа в руках нацарапанное рунами разрешение на торговлю. У нее так горели глаза, что можно было подумать, этот пергамент ей вручил лично Верховный король.

— От шендов нас эта бумажка не защитит, — заворчал кто-то с задних банок. — Они сдирают с пленных кожу и жрут своих умерших.

Ярви фыркнул со смеху. Он изучал языки и обычаи большинства стран вокруг моря Осколков. Невежество питает страх, говорила мать Гундринг. Знание страх убивает. Когда ты познаешь чужой народ, то в итоге оказывается, что они такие же люди, как все.

— Шенды не любят чужеземцев, потому что мы вечно воровали их и увозили в рабство. А так они не более дикие, чем любой другой народ.

— Поэтому мне уже стало страшно, — негромко вставил Джойд, не спуская глаз с разматывающего кнут Тригга.

После полудня они гребли на восток с новым разрешением торговать и новым грузом на борту, но висели на них все те же старые цепи. Башня Служителей умалялась и таяла за кормой. К закату они укрылись в скалистой бухточке. Перед тем как уйти за пределы мира, Матерь Солнце разбросала золото по воде и разрисовала облака необыкновенными красками.

— Не нравится мне это небо! — Сумаэль забралась на мачту и, обхватив ногами рею, мрачно наблюдала за горизонтом. — Завтра мы должны остаться тут.

Шадикширрам отмахнулась от предостережений, как от мух.

— В этой лужице какие могут быть бури? А у меня чутье на добрую погоду. Идем дальше. — Она вышвырнула в море пустую бутыль и послала Анкрана за новой, не обращая внимания на то, как Сумаэль качает головой, глядя в небо.

Пока «Южный Ветер» покачивался на волнах, а моряки с охраной сгрудились на юте возле жаровни — покидать кости по-маленькой, какой-то раб тонким, ломаным голосом завел непристойную песню. Он забыл половину слов и вместо них мычал околесицу — зато под конец со всех сторон грохнул усталый смех и кулаки заходили по веслам в знак одобрения.

Потом вступил другой, низко и хрипло, но с зажигательной песней про Бейла Строителя, который на самом деле не строил ничего, только возводил горы трупов и в конце концов стал первым Верховным королем, неся огонь, меч и суровое слово всякому несогласному. Жестокие властители выглядят куда лучше, если смотреть на них из будущего, и вот к поющему присоединилось еще несколько голосов. Наконец, Бейл в жаркой битве вошел в Последнюю дверь, как и положено герою, и песня кончилась, как и положено песням, и в честь певца пронесся новый круг стука и топота.

— У кого еще есть песня? — выкрикнул кто-то.

И к удивлению всех и даже его собственному, вышло так, что песня нашлась у Ярви. Это была колыбельная, которую по ночам напевала мать, когда он, еще маленький, боялся спать в темноте. Он сам не знал, почему ему взбрела на ум именно эта песня, но его голос взлетел высоко и свободно, а потом устремился прочь от зловонного корабля, вдаль, к тем вещам, которые все эти люди давным-давно позабыли. Джойд сидел, раскрыв рот, и Ральф таращился во все глаза, и Ярви казалось, что он еще никогда не пел и вполовину так хорошо, как сейчас, сидя беспомощно на цепи, на этой гнилой посудине.

Когда он закончил, опустилась тишина. Лишь еле-еле поскрипывала обшивка, когда под кораблем проплывали неспешные волны, шуршал снастями ветер и вдали курлыкали чайки.

— Давай еще одну, — произнес кто-то.