Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны

Лица Одема не видать, зато голос лжекороля раскатывался по всему священному залу. Спокойный и уравновешенный, как и прежде. Терпеливый, словно зима, и Ярви пробрало зимней стужей, когда он его услыхал.

– Разрешит ли уважаемая сестра осведомиться, когда она намерена совершить путешествие в Скегенхаус?

– Как только позволят обстоятельства, государь, – отвечала мать. – Неотложные нужды хозяйства страны пока не…

– Теперь я ношу ключ от казны.

Ярви скосил глаз в прорези и по другую сторону Черного престола увидел сидящую Исриун. Его невесту. Вдобавок невесту брата. Ключ от казны висел у нее на шее и, судя по всему, тяготил не столь ужасно, как она некогда опасалась.

– Я готова уладить ваши дела, Лайтлин.

Ее тон слабо напоминал ломкий голосок боязливой девчушки, с трудом пропевшей обеты в этом самом чертоге. Он сравнил блеск в ее зрачках тогда, когда она в первый раз прикоснулась к Черному престолу, с тем, как они горят сейчас, при виде сидящего на троне отца.

С тех пор, как Ярви отбыл в Амвенд, не только он изменился.

– Не затягивай с решением, – прозвучал голос Одема.

– Вы гордо восстанете над всеми нами – Верховной королевой, – добавила мать Гундринг. На миг блеснул отлив темного эльфийского металла – служительница качнула посохом.

– Или склонюсь перед праматерью Вексен – ее счетоводом, – отрезала мать.

После некоторого молчания Одем мягко произнес:

– Бывают ведь судьбы и горше, сестра. Мы обязаны делать то, что должно. Наш долг – поступать во благо Гетланда. Позаботься от этом.

– Государь, – поклонившись, выдавила она сквозь зубы, и хоть Ярви не раз об этом мечтал, в нем вспыхнула злость при виде ее унижения.

– Теперь оставьте меня наедине с богами, – произнес Одем, мановением руки отсылая челядь. Двери раскрылись, благородные мужи и жены, выразив поклонами безмерное почтение, потекли вереницей на свет. Среди них шла и мать Ярви в сопровождении Хурика; следом поспевала мать Гундринг, и, наконец, Исриун просияла улыбкой у порога – точно так же, как некогда улыбалась Ярви.

Гулко стукнули двери, и воцарилась звенящая тишина. Одем с мучительным стоном сорвался с Черного престола, словно сиденье раскалилось. Он повернулся, и у Ярви в груди замерло дыхание.

Дядино лицо было совершенно таким же, как ему помнилось. Сильным, с твердыми скулами и сединой в бороде. Очень похожим на лицо отца, только даже родной сын навряд ли бы разглядел в чертах короля Атрика заботу и нежность.

Сейчас пора нахлынуть ненависти. Ненависти, которая сметет все страхи и утопит неотвязные сомнения в том, что вырвать Черный престол из дядиных рук стоит той кровавой цены, уплатить которую наверняка придется.

Но вместо этого при виде лица врага, убийцы родных и похитителя королевства, сердце Ярви не выдержало и потрясло изгнанника нежданным приливом любви. К единственному в семье человеку, кто дарил ему свою доброту. К единственному, у кого он чувствовал искреннюю приязнь. К единственному, с кем он чувствовал себя достойным этой приязни. А потом Ярви потрясло скорбью от потери того единственного человека, и на глаза навернулись слезы, и он давил костяшки кулаков о холодный камень, проклиная себя за слабость и безволие.

– Хватит на меня глазеть!

Ярви отшатнулся от прорези, но взгляд Одема был устремлен вверх. Стук его неторопливых шагов отражался эхом в бархатной полутьме необъятного чертога.

– Вы меня бросили? – выкрикнул он. – Так же, как я бросил вас?

Он разговаривал с янтарными изваяниями под куполом. Он обращался к богам, и никому не пришло бы в голову назвать спокойным его хриплый голос. Вот дядя снял королевский венец, что когда-то носил и Ярви, и, гримасничая, почесал отметину, которую обруч оставил на лбу.

– Что я мог сделать? – прошептал он. Так тихо, что Ярви с трудом разобрал слова. – Все мы кому-то служим. За все платим свою цену.

И Ярви припомнил последние слова Одема – словно острые ножи, пронзившие его память.

Из вас получился бы превосходный шут. Но неужели моей дочери и в самом деле придется выйти за однорукого недомерка? Куклу-калеку, на веревочке у матери?

И вот теперь в нем вскипела ненависть. Горячо и обнадеживающе. Не он ли давал клятву? Ради отца. Ради матери.

Ради себя.

Тоненько звякнув, острие меча Шадикширрам покинуло ножны, и Ярви прижал шишку левой руки к потайной дверце. Толкнуть как следует – и она распахнется. Один раз толкнуть, три шага вперед и выпад – и всему этому настанет конец. Он облизал губы и провернул в руке рукоять. Расправил поудобнее плечи – в висках шумела кровь.

– Довольно! – взревел Одем, гулом зашлось эхо, и Ярви снова застыл. Дядя рывком опять нахлобучил на себя королевский венец. – Что сделано, то сделано! – Он погрозил кулаком потолку. – Если вам хотелось иного, что ж вы не остановили меня? – И он развернулся на каблуках и твердой походкой вышел из зала.

– Они послали меня, – прошептал Ярви, вдевая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не пора. Еще нет. Не настолько просто. Но все его сомнения выжгло напрочь.

Даже если придется утопить Торлбю в крови.

Одем умрет.

В бой за друга