Едва закончив читать письмо, я разрыдалась. Я перестала бороться с упрямой склонностью контролировать эмоции или скрывать их за гневом. Вместо этого я позволила себе вспомнить любовь, которую когда-то испытывала к Дину, и открыто плакала в холле отеля. Я плакала из-за того, что в моем сердце вновь открылась старая рана, из-за Дина и из-за того, что его ждало впереди. Я плакала о том, что могло бы случиться.
Наконец, оправившись от нового приступа горя, я положила письмо в сумку, поднялась и пошла завтракать. Я села за столик и стала ждать, пока придет Роуз, чтобы показать ей письмо, которое расскажет ей о том, что ее любят. Она поймет, что может доверять отцу, которого все эти годы рядом с ней не было.
А что до меня, то я давно знала, что меня любят и что я могу доверять этой любви. Это была вечная любовь. Зрелая любовь. Любовь, которая никогда меня не подводила. Я была счастливой женщиной, и все, чего я сейчас хотела, – вернуться домой к мужу и сказать ему, что он для меня все.
Эпилог. Оливия. Нью-Йорк, 2017
Прошло пять лет с тех пор, как Роуз сообщила нам новости о сводной сестре, о существовании которой мы не знали. Удивительно, что жизнь движется непрерывно и в ней случаются невероятные изменения – порой к лучшему, порой нет. Но это всегда приключение.
Роуз теперь была дипломированной медсестрой. Она работала в операционной на горе Синай. Сьюзи работала там же акушеркой – поскольку присоединилась к Роуз в программе для медсестер в Нью-Йорке. Они вместе снимали квартиру рядом с больницей и были не только сестрами, но и лучшими подругами.
Что касается Дина, то он отбывал срок в исправительном учреждении в северной части штата Нью-Йорк, где проводил сеансы групповой терапии с другими заключенными. Роуз навещала его время от времени. Она приносила нам новости о нем – как правило, что у него все хорошо. Я желала ему только самого лучшего и всем сердцем верила, что с каждым новым днем он все ближе к какой-то форме отпущения грехов и свободе от прошлого.
Диссертацию Мелани я нашла, как только вернулась домой из Австралии. Много лет она пролежала в Нью-Йоркской библиотеке в разделе истории. Библиотекари наконец нашли ее и каталогизировали в 2003 году, это было сильно после того, как детективы прекратили расследование. Конечно, я прочитала эту работу, но это была слишком серьезная для меня наука, и, как сказал Дин, она не раскрывала тайну того, что случилось со всеми пропавшими кораблями и самолетами в Бермудском треугольнике. Но, возможно, Мелани в конце концов разгадала бы и ее, если бы осталась жива. И кто знает, что еще она могла бы сделать?
Я снова наклонилась вперед, сосредоточилась на плодородной земле, где сажала новые луковицы тюльпанов, на этот раз на другой стороне двора. Гэбриел не удивился, утром увидев меня с мешком луковиц, потому что я каждый год пополняла свою коллекцию. Я не знаю почему. Может быть, мне нравилась эта традиция, потому что она напоминала о том, что изменило все, – как Роуз рассказала мне о Сьюзи и о том, что мой первый муж не погиб и живет в Австралии. То, что произошло потом, ответило на все мои вопросы. Теперь я знала, что правда, а что нет.
И с того дня в моем саду каждую весну расцветало все больше тюльпанов. Потом приходило лето, а с ним розы, бархатцы, герани и бегонии – непрерывный цикл…
Джоэл и его девушка Энджи окончили Университет Южной Калифорнии, по-прежнему были вместе и любили друг друга, жили в Лос-Анджелесе и работали в киноиндустрии. Они были молоды, поэтому я была открыта любым драмам и любой радости, которые могли ждать их впереди. Пока все было чудесно.
Наш младший, Итан, работал в береговой охране в Майами и подумывал о военной карьере. Если и можно было описать выбор жизненного пути моих детей одним словом, то это было бы слово «разнообразие».
Я закончила сажать луковицы и откинулась на спинку кресла, чтобы полюбоваться своим осенним садом. Астры и хризантемы в полном цвету переливались закатными оттенками, златогрудник возвышался рядом с гроздью львиного зева.
Ярко-красный лист клена слетел с самых высоких ветвей и приземлился прямо передо мной. Я подняла его, полюбовалась, а потом встала и собрала еще несколько осенних листьев, чтобы поставить их в вазу на подоконнике в гостиной.
Задняя дверь открылась, Гэбриел вышел во внутренний дворик с Дикси, нашей новой собакой, чернобелым клубком породы гаванский бишон. Она была мягкой, как шелк, и очень ласковой, когда не была занята кражей носков Гэбриела. Я смотрела, как она неуклюже спрыгивает со ступенек и бежит ко мне. Затем я взглянула на красивое лицо Гэбриела в лучах полуденного солнца и глубоко, радостно вздохнула.
– Это официально, – сказал он, спускаясь по ступенькам. – Мы выбрали мюзикл этого года.
– Что ты решил?
– Дети очень хотели «Бриолин», и я сдался, хотя и неохотно. Прослушивания начнутся на следующей неделе.
Я погладила животик Дикси.
– Что ж, куда деваться.
Я выпрямилась, Гэбриел взял меня за руку, и наши пальцы переплелись.