Никогда в жизни ни одна живая душа не видела Эллен плачущей – даже Ричард. Главное продержаться еще несколько секунд.
– Извини, я тебя не провожаю. Я очень устала. Надеюсь, ты сам найдешь дорогу?
Резко повернувшись, она добежала до своей комнаты и дала волю слезам.
Под утро Эллен услышала шум отъезжающей машины. Она встала, открыла окно и увидела огоньки удаляющегося «мерседеса».
Ей казалось, что Ллойд уехал гораздо раньше – когда она плакала, уткнувшись в подушку.
Эллен снова вернулась в постель, обняла Сноркел и прижалась к ней.
– Ричард говорит, что скучает по тебе. И по мне, наверное, тоже. – И, спрятав лицо в теплой шерсти, она снова заплакала.
5
Впервые за все время пребывания в Оддлоуде Эллен проснулась так поздно. А проснувшись, не сразу открыла глаза. И чуть погодя она тоже их не открыла. Девушка вообще не могла их открыть.
Эллен лежала, съежившись, под скомканным одеялом, пыталась расклеить слипшиеся веки и думала – а что, если Ллойд, желая отомстить ей, прокрался в дом с тюбиком клея «Момент», пока она забылась тревожным сном, грезя о Ричарде?
Сноркел терлась о щиколотку хозяйки, изнывая в ожидании утренней прогулки.
Эллен удалось чуть-чуть приоткрыть один глаз. Она вылезла из-под одеяла, проковыляла к зеркалу над раковиной и застонала при виде расплывающейся в тумане физиономии, глянувшей на нее. После промывания холодной водой глаза открылись достаточно, чтобы Эллен могла лучше разглядеть себя. От долгих рыданий остались мешки, веки распухли и покраснели, белки покрылись паутиной лопнувших сосудов. Губы так потрескались, словно она провела несколько часов на ледяном ветру.
Эллен выглянула в слуховое окно. Обычная субботняя картина: ребятишки катаются на самокатах, собака гуляет с хозяином, пара туристов слоняется без дела. Палящие лучи солнца застревали в душном и влажном предгрозовом воздухе, нависшем, как перина, над долиной. Провести в невыносимой духоте под этой периной больше пяти минут – об этом даже подумать было страшно.
– У нас нет другого выхода, Снорки. – Эллен, прикрыв заплывший глаз, стала искать подходящую одежду и темные очки. – Если тебе будет слишком жарко, спрячешься в траве и подождешь меня.
Но собака была счастлива следовать за хозяйкой, стремительно бежавшей вдоль реки, мимо Каприза и дальше, дальше, через поле желтой ржи. Пот стекал по лицу, легкие закачивали кислород в кровь и мышцы. По мере того, как организм вырабатывал эндорфины, ее глаза раскрывались все шире.
Конечно, Эллен была не в лучшей форме. Она смогла пробежать в горку всего пару миль, не больше, и рухнула, тяжело дыша и смеясь, на усыпанную клевером лужайку у лесочка.
– Господи, вот так-то лучше! – Она вытерла ладонями нот с лица и перевернулась на живот, чтобы полюбоваться долиной.
Сноркел растянулась рядом в тени дерева.
– Снорк, не разрешай мне больше плакать, хорошо? Мне это совсем не к лицу.
Вдалеке виднелись заросли сада Фили, и Эллен смертельно захотелось выпить с подругой крепкого кофе и раскурить косячок. Но она вспомнила, что на выходные к ней приезжает Даффодил. К тому же Фили наверняка захочет узнать все подробности вчерашнего свидания. Чуть погодя Эллен, возможно, сможет представить его в самом забавном свете, чтобы развлечь подругу, но только не сегодня.
Она чувствовала себя свежей и готовой вступить в битву с сорняками в саду Гусиного Дома.
Шпора Беллинг сидел на замшелом камне возле гостевого домика, курил и нетерпеливо сбивал ногой мох. Когда Эллен вошла в ворота, он вскочил:
– Ну наконец-то!
– Привет, – осторожно сказала она и приостановилась, подавляя желание расплыться в дурацкой улыбке от уха до уха. Справиться с этой задачей ей помогло враждебное, даже грозное выражение его лица.
Сноркел, не разделяя внутренней борьбы хозяйки, радостно бросилась к гостю (она была очень общительной собакой), обнюхала ему ноги и перевернулась на спину, подставив пятнистый живот. Шпора наклонился, чтобы потрепать ее, и, исподлобья глядя на Эллен, мрачно пояснил:
– Я пришел по поводу аукциона. Вы купили мой лот.
Она кивнула, плохо представляя, что сказать. Даже на расстоянии пяти метров, под открытым небом, он так действовал на нее, что сердце сбивалось с ритма, – и вовсе не из-за ужасов, рассказанных Фили, а потому, что Эллен всей кожей ощущала бесстыдное излучение его экстрим-фактора. Он был очень, очень опасен. Падший ангел в обличье бродяги. Гость явно нервничал.
– Помните, три желания? – пояснил он, распрямляясь.
Сердитый, в старых джинсах, с суровым лицом, он походил на злого джинна. А у Эллен сейчас не было других желаний, кроме как принять душ, сделать маску для глаз и провести целый день в одиночестве. Поэтому лучше бы джинн еще посидел в кувшине – по крайней мере, пока ее глаза не перестанут слезиться от света. От яркого света его глаз.
– Да, я помню, – ответила Эллен и свистнула, подзывая собаку, которая побежала к своему любимому наблюдательному пункту, откуда она всегда любовалась кохинхинками. – Я заплатила всего десять фунтов. Вы совсем не обязаны что-либо выполнять.