– Тогда казалось, что я вынуждена, – вздохнула она. – Точнее, меня вынудили. Мне постоянно слышался смех за спиной. Я была уверена, что дочь хочет меня убить, не может просто. У меня в голове будто вулканы извергались, я чувствовала себя виноватой и злилась, и хотела плакать… Я думала, что одна против всех. Теперь, глядя назад, я вижу, что сглупила. И подруги на самом деле не издевались надо мной, не все так точно. И работу мне почти нашли. И дочка, кажется, начала оттаивать, ей просто нужно было больше времени… Но чтобы понять это, требовался опыт, которого у меня не было. Чтобы стать счастливой, мне нужно было постареть… Это очень смешно, правда?
– Нет. Это совсем не смешно.
Как и следовало ожидать, чуда не случилось. Муж был добрым и ласковым, когда встречал Лайлу с сыном в аэропорту и рядом находились люди. Он избил ее сразу же в день возвращения и не останавливался, пока она трижды не прокричала на турецком, что побег больше не повторится.
Она не врала. Огонь сопротивления в ее душе окончательно угас, она понимала, что уже не вырвется. Никто в посольстве не захочет ей помогать после того, как она их подвела. Никто не ждет ее в России. Некуда бежать. Она никому не нужна.
Когда она смирилась, стало чуть легче. Лайла больше не спорила, делала, что ей говорят, и ничего не просила. Летом муж вообще не появлялся дома, потом перестал приходить и в другие сезоны. Лайла прекрасно знала, что он завел себе постоянную сожительницу. Это тоже вписывалось в новую норму. Лайла продолжила жить в доме свекрови, принимая лишь незначительное, заранее согласованное участие в жизни сына – последнего ее лучика радости.
Ее сын стал первым в этой семье, кому по-настоящему хотелось учиться и действительно построить карьеру, а не довольствоваться простыми радостями жизни. Правда, русского языка он по-прежнему не знал и мать воспринимал преимущественно как прислугу, но это не мешало Лайле им гордиться. Он, пожалуй, даже любил ее, он просто считал ее положение в семье единственно возможным, не видел иного.
Школу мальчик окончил с неплохими оценками, но для высшего образования все равно нужны были деньги. Его отец давно уже все, что зарабатывал, тратил на себя и новую возлюбленную, копить он никогда не умел. В лучшие времена Лайла смогла бы оплатить учебу сына из своих накоплений или хотя бы позволить себе кредит. Но последние годы ударили по туристическому бизнесу, экскурсионному – в первую очередь.
Чтобы оплатить учебу сына, ей пришлось продать фирму. В семье это все восприняли как само собой разумеющееся. Лайла прекрасно знала, что не сможет начать с нуля, просто не хватит сил. Это волновало только ее.
Сын сумел поступить и отправился на учебу в другой город. Лайла, переставшая зарабатывать, оказалась не нужна. Ее отселили в этот поселок – в полуразвалившийся дом, принадлежавший какой-то дальней родне, которую все забыли. Оставшихся от продажи фирмы денег хватило, чтобы провести тут минимальный ремонт и не более того.
Здесь, в глуши, нестарой, в общем-то, женщине и предстояло доживать свой век. Родня присылала ей немного денег каждый месяц – чтобы она не беспокоила их, не напоминала о себе. Этого хватало только на еду, на билет до России уже не хватило бы…
– Да и не нужно мне туда, – с показательной небрежностью, за которой проще всего было скрыть печаль, сказала Лайла. – Оттуда я уехала с позором, дважды с позором… Ну кто я там? Тряпка. Предательница. Уж лучше здесь…
Она хотела вернуться, это Полина видела. Дом, который Лайла давным-давно покинула, наверняка снился ей по ночам, манил воспоминаниями детства и знакомыми лицами. Да и накопить на билет было бы несложно, но… Она сама себя заточила в темницу из причин, по которым должна оставаться здесь. Так надежно, что уже и не вырваться.
– Я вот думаю… Может, это все потому, что я когда-то предпочла чужую землю? – задумчиво спросила она. – Правду говорят про то, что где родился, там и пригодился? А я уехала… Своей не стала, потому что это невозможно.
– Дело не в этом. Очень многие люди меняют страну, и это не мешает им сделаться счастливыми, иногда даже помогает, – указала Полина. – Чужая земля… Она ведь по-настоящему не снаружи. Она внутри.
– Я говорила про другую страну!
– Я знаю. Но и другая страна может стать родной, любая страна. А чужая земля, которую мы носим внутри, – это как раз барьер для счастья. То, что заставляет нас чувствовать себя грешными и недостойными. Но и то, за что мы слепо держимся, чтобы не принимать ответственность.
– Вот поэтому я и не люблю психологов, – буркнула Лайла. – Болтаете всякую муть, которая на самом деле не помогает! Да, я кучу глупостей наделала, я не бегу от ответственности. Но меня уже нельзя спасти!
– Можно, на самом деле.
Полина сказала это – и тут же поняла, что зря. Проблему Лайлы нельзя решить одним дружеским разговором за чашечкой кофе. Чтобы что-то изменить в ее судьбе, нужны долгие напряженные сеансы терапии, а главное – желание самой Лайлы.