Море для смелых

Но что же это такое? В коробке оказались какие-то соленые кусочки рыбы, похожие на селедку. Саша объявила, что терпеть не может анчоусы и удивляется Лешкиной бесхозяйственности.

Ну, ничего, все равно она твердо знала и сейчас знает — это вовсе не те анчоусы, о которых говорил папа. А подлинные есть на свете, как есть на свете все, во что верила, о чем мечтала в юности. И не ее вина, а ее беда, что настоящее — не для нее.

«Что поделаешь? Не судьба», — повторила она.

В полдень Леокадия пошла к излучине реки.

На дне глубокой балки разгорался осенний костер: малиново темнели кусты плакун-травы, вспыхивали метелки душицы, головки клевера походили на перебегающие огоньки.

Леокадия поднялась на косогор. За иссохшими кустами типчака заискрился изгиб реки.

Со свай в нее прыскали стайки коричневых мальчишек. Пятки у них такие белые, словно их долго натирали пемзой. Над дальней древней церквушкой реактивный самолет расписывал вензелями небо. Среди черных баркасов белела вздремнувшей чайкой шлюпка. Плыли к шлюзам баржи, груженные корзинами с помидорами, а по берегу вдоль канала мчались грузовики с горами арбузов. И казалось, радужные веера дождевальных машин озорно тянутся к ним: омыть зеленую кладь, прибить пыль.

— Леокадия Алексеевна! — окликнул кто-то Юрасову.

Она оглянулась. У обочины стояла кремовая «Волга», из-за руля махала Валентина Ивановна.

Леокадия подошла к машине.

— А я в область ездила… Добыла для института новейшую аппаратуру… Садитесь, подвезу.

— Спасибо.

Юрасова села рядом с Чаругиной. На той — красная, тонкой шерсти кофточка, из-под которой выглядывал кружевной воротничок, отчего Валентина Ивановна казалась совсем домашней; в забранных вверх волосах белел гребень, и это тоже делало ее не похожей на автомобилистку дальнего следования.

Чаругина вела машину с чисто женской плавностью и осторожностью, не навязывала Леокадии разговоров. Бледное лицо Чаругиной с темными усиками в уголках губ было сосредоточенно.

— Валентина Ивановна, — нарушила молчание Леокадия, — какая сейчас у института проблема номер один?

Она задала этот вопрос скорее из вежливости, зная одержимость Чаругиной и желая сделать ей приятное. Валентина Ивановна вся встрепенулась, оживилась, радуясь, что можно поделиться таким важным и нелегко дающимся. Лицо ее порозовело от удовольствия, даже мгновенно похорошело.

— Кубовые кислоты! — воскликнула она и немного притормозила машину, будто чрезмерно быстрый бег ее мог помешать рассказу.

Юрасова вспомнила, что эти кубовые кислоты они выбрасывали как отходы производства. Что же теперь делают с ними?

— Представьте, Лешенька, наш институт, конечно вместе с лабораториями комбината, нашел применение кубовым остаткам в семнадцати отраслях народного хозяйства! Заменяем битум в строительстве, получили крепитель для литья… линолеумы… улучшили асфальт… В общем — золотое дно!

«Действительно, оно золотое, — одобрительно посмотрела Юрасова. — И тысячу раз прав, был Менделеев, что нефть — не топливо и с таким же успехом можно топить ассигнациями».

— Мы, Лешенька, сейчас с Панариным и Громаковым ломаем голову над методом гидрирования. Вот только наш фабианец Мигун не поспешает. Он-то вообще «за», но…

Леокадия, слушая Чаругину, думает: «Ну, хорошо, Валентина Ивановна. Вы — „повелительница химии“… Хорошо… Но знаете ли вы, родная, подлинное личное счастье? Я видела вас и дома, когда вы колдовали над вареньем из райских яблочек, шили своему мальчишке костюм кота в сапогах. Но счастливы ли вы по самому большому счету? И как бы поступили вы, приди к вам сильное чувство? Или узнав, что муж ваш любит другую женщину? Невозмутимая, гордая, как поступили бы вы тогда?»

Чаругина уже несколько минут ведет машину молча. Потом вдруг говорит:

— Я недавно смотрела охлопковскую «Медею». Знаете, ночь не спала… Почему страсти такой давности волнуют и нас? Вероятно, потому, что и сейчас нам, женщинам, приходится нередко отстаивать свою самостоятельность…

«Странно, — подумала Леокадия. — Когда-то в студенческом общежитии почти так же об этой Медее говорила Зоя с истфака. Значит, действительно задевает за живое».

Машина словно распласталась по асфальту шоссе.

— Валентина Ивановна… — Леокадия на секунду заколебалась, но потом решилась: — Вот если бы вы… очень полюбили… ну… света вам без него не было… воздуха не хватало… Как бы вы поступили?

Чаругина внимательно посмотрела на Леокадию. Не сбавляя скорости, обогнула березовую рощу.