Мордант превыше всего!

— Потом… — пробормотал он. — Может быть, потом. — Он энергично потер ладонями глаза и только после этого встретился взглядом с магистром. — Все, чего я хочу в настоящий момент, — остановить Эремиса. Мастера Барсонажа такой ответ устроил. — А вы, миледи?

Териза покачала головой. Она никогда не стремилась стать членом Гильдии.

Но она с удовольствием увидела, что магистр не воспринял ее отказ как обиду. Слишком о многом ему еще приходилось думать. И, сказав лишь:

— Как пожелаете. Увидимся утром, — он вышел из комнаты.

Териза, Джерадин и Артагель переглянулись.

Ей хотелось есть, но это могло и подождать. Отблески огня в камине заливали лицо Джерадина красным светом. Поднявшись, она зашла за спинку его кресла и положила руки ему на плечи. Мышцы были твердыми, словно сталь. Мантия; мечта всей его жизни. Сейчас это не имело никакого значения. Он не нуждался в ней. И Териза невольно вдавила пальцы в эту закаменевшую плоть, пытаясь размять ее, чтобы она расслабилась. Артагель открыл рот, словно собираясь сказать нечто насмешливое, может быть, пройтись насчет магистра; но брат опередил его.

— Сейчас твоя очередь, — сказал Джерадин, сдерживая чувства. — Я хочу, чтобы ты рассказал нам обо всем, что случилось, пока нас здесь не было.

— Обо всем?

Териза почувствовала руками дрожь, которой не было в голосе Джерадина. А он насмешливо заявил:

— Можешь не рассказывать, как ты отказывался есть овощи и пить слишком много вина. И умучивал служанок. Расскажи обо всем остальном.

Артагель коротко, невесело хмыкнул. Пытаясь смягчить свой голос, он предупредил:

— Это тебе может не понравиться.

— Я знаю. — Дрожь Джерадина постепенно успокаивалась. — Если бы я думал, что мне это понравится, то сначала поел бы. Но вряд ли выдержу твой рассказ на полный желудок.

Териза, перегнувшись через кресло, поцеловала его в лоб. И села на свое место.

— Смотритель Леббик, — произнесла она так, словно с трудом нашла в себе силы произносить его имя без страха, ярости и печали. — Что с ним случилось?

Артагель мрачно кивнул. Он наполнил бокал, словно нуждался в подкрепляющем средстве, но пить не стал. И как умел рассказал о судьбе Леббика.

Во время рассказа он конечно упомянул о Саддит. Рассказал о своих попытках убедить Мастера Барсонажа, что Эремис — предатель. Рассказал о популярности Эремиса, после того как тот наполнил резервуар. Описал долгое беспробудное пьянство Тора и внезапно проснувшийся интерес короля Джойса к фехтованию. Рассказал, как протекала осада, — и об обороне Орисона, как с помощью Знатока Хэвелока, так и с помощью стражников.

Но большей частью он говорил о Смотрителе Леббике. С его точки зрения, история Орисона была историей об отчаянной и заранее обреченной борьбе Леббика с распадом. Смотритель был в полном отчаянии и в конце концов выказал невероятный героизм — героизм, заключавшийся не в том, что он сразился с Гартом, а в том, что ему удалось балансировать на грани безумия и здравомыслия, — и практически единственный в замке боролся с предательством Эремиса. И с отказом короля Джойса заниматься делами королевства.

Ценивший героизм Артагель, который видел, что происходит с Леббиком, старался отодвинуть неминуемую развязку. И сейчас не знал, помог он или, наоборот, ускорил ее.

Слушая его, Териза обнаружила, как в ней снова поднимается гнев на короля Джойса. Предоставить такому человеку, как Леббик, свободу действий — лишь по соображениям своей стратегии, только потому, что Смотритель был слишком прост и не умел лгать…

Может быть, короля не интересовало спасение пешек. Может быть, история Мастера Квилона была ложью. Может быть, исчезновение короля — и все, что он сделал, — означало нечто совершенно другое.

Териза удивлялась, как Артагелю удалось сохранить веру в короля Джойса.

Но мысли Джерадина были совсем о другом. Когда брат закончил рассказ, Джерадин при неверном свете пламени пробормотал:

— Трудно чувствовать к нему жалость. После того как он поступил с Саддит. После того, что собирался сделать с Теризой.

— Нет, — мгновенно возразила Териза. — Все очень просто. Его жена умерла. Она, Орисон и король Джойс были тем, что удерживало его на этом свете. — Проклятие старому королю, проклятие ему. — Король Джойс поступил бы благороднее, если бы отрубил ему ноги.

— Я понимаю, о чем ты, — пробормотал Артагель. Джерадин тем временем с отсутствующим видом изучал Теризу. — Смотреть на это было тяжело. Я не мог заставить его смотреть на вещи так, как смотрю на них я.

— А как смотришь на них ты? — спросил Джерадин.

Артагель приподнялся в кресле, несколько смущенный.