–
–
–
–
–
–
–
Габриэль нашел свободную походную кровать и повалился на нее прямо в одежде. Два раза за ночь он просыпался и кашлял. Утром он встал достаточно поздно, самых тяжелых больных уже положили на телеги. Он узнал, что Уилфул Убийца мертв, увидел, что его тело готовят к погребению. От этой смерти стало очень больно, и Габриэль отвернулся. На мгновение прислонился к дереву, а потом подошел и коснулся серой ладони.
– Счастливого пути, старый друг.
Хоронить его собрались восемь лучников из отряда. Габриэль пошел с ними, помог выкопать могилу в каменистой земле Эднакрэгов и опустить в нее тело. Новый архиепископ Лорикский произнес несколько слов.
– Говорят, что больше никто не умрет, – заметил Смок.
– Чертова чума, – сплюнул Типпит.
– Он спасал мне жизнь раз десять, – проговорил Габриэль.
– И все время отнимал мой винный паек, – сказал Типпит. – Он бывал редкостным ублюдком и про все имел свое мнение, про драконов и боглинов, да такое, что голова кругом шла. Но стрелял он… дай бог каждому.
– Он всегда говорил, что хочет умереть в своей постели, – вспомнил Смок. – И смотрите-ка, так и вышло.
– Кто возьмет его лук? – спросил Калли. – Он тяжелый.
Все посмотрели на Длинную Лапищу, который, хоть и стал рыцарем, все равно оставался главой над лучниками.
– Ричард Ланторн с ним справится, – решил Длинная Лапища.
– Да как же, – возразил Безголовый.
– Ни хрена, – взвизгнул Сопля. – Я могу.
– Не можешь, – тяжело сказал Смок. – А Ланторн молодец.
– Как Дэн Фейвор? – спросил Калли.
– У Фейвора свой лук есть. И вообще – он станет рыцарем. Вон, капитана спросите.
Габриэль понял, что давно забыл о своем отряде, и это выставляло его в неприглядном свете.
– Кого мы еще потеряли, Смок? – спросил он, страшась ответа.
– Сэра Гельфреда, – сказал Длинная Лапища. – Вчера похоронили.
– Сэра Бесканона, сэра Гонзаго, Гэвина Хаззарта из пехоты, – продолжил Смок. – А еще Хетти, Однорукую и беднягу Гезлина.
– Как после боя, – заметил Длинная Лапища.
– Да уж. Но ты сам знаешь, что сказал бы Уилфул, – дополнил Смок. – Половина подхватила это дерьмо. Сейчас наверняка умер кто-то еще.
– Попомните мои слова, – подхватили все хором. Кто-то рассмеялся.
– Дубовой Скамье худо. Ты бы к ней сходил.
– Я всех увижу в Дормлинге, – объяснил Габриэль. Но, ускользнув от них – кто-то остался поливать могилу Уилфула вином, – он нашел время поговорить с Дубовой Скамьей. Ее как раз укладывали в один из фургонов Сью.
Она была при смерти. Кожа ее отливала серебром, как у самых больных, опутанных затейливыми заклинаниями, которые пытались удержать легкие на месте еще немного, пока магистры ищут лекарство.
– Капитан, – тихо сказала она. – А я трезвая.
Он взял ее за руку, но она ее вырвала.
– Я же заразная.
– Я уже подхватил мор, Салли.
В отряде осталось совсем немного людей, помнивших ее настоящее имя. Точнее, осколок куда более громкого имени. Галлейского.
– Ясно. Я скоро умру, похоже. Не могу сказать, что очень грущу.
– Я постараюсь тебя вытащить.
– Ты сможешь. Скажи той монашке, чтобы она меня подлатала. – Салли ухмыльнулась. – Красивая она.
Габриэль сжал ее руку.
Ариосто добрался до гостиницы в Дормлинге за несколько минут. Тяжело груженным телегам, продирающимся через лес, потребовалось несколько часов. Но Габриэль с удовольствием увидел больше тысячи человек, строивших дорогу. Заложил небольшой круг над ними.
Дорога уже протянулась довольно далеко. Удивительно – и страшновато, – как быстро может работать тысяча человек. Деревья валили, оттаскивали в стороны, пилили, шкурили, ветки откладывали на дрова для путников или укрепляли ими сырую землю.