Саша выходит из квартиры, и внутренний занавес опускается.
Затем опускается внешний занавес, и Саша оказывается перед подъездом. Уже стемнело и загорелся фонарь. Саша садится на скамейку и закуривает. Появляется его мать.
Елена Ивановна. Сынок, ты почему здесь?
Саша. Видишь, курю.
Елена Ивановна. А я думала, что ты бросил. Ты же говорил, что бросил.
Саша. Из экономии бросил.
Елена Ивановна садится с ним рядом.
Елена Ивановна. Снова с Генечкой поссорился?
Саша кивает.
Будь к ней терпимей. Подумай, какая она одинокая. Ведь она никому не верит.
Саша. Мы достаточно для нее сделали.
Елена Ивановна. Это тебе так кажется, а она об этом не думает. Хуже нет — сделал благодеяние на пятак, а требуешь на рубль благодарности.
Саша. Я ничего не требую.
Елена Ивановна. Требуешь. Любви, внимания — ты хочешь, чтобы она была по твоему образу и подобию.
Саша. Пойду погуляю.
Елена Ивановна. Не стоит, пошли домой, чайку попьем. Представь себе: сидит наша Генечка совсем одна на всем белом свете, и некуда ей деваться. Пошли, Сашенька.
Саша. Сейчас докурю, и пойдем.
Елена Ивановна. Вот и хорошо. А у меня знаешь, что случилось?
Саша. Что?
Елена Ивановна. Иду я по рынку, уже поздно, скоро он закрывается, захожу в рыбный ряд и вдруг — кого, ты думаешь, я вижу?
Саша. Колюшкин котами торгует.
Елена Ивановна. Еще смешнее… а может, и не смешнее. Я вижу нашего Плошкина. Продает раков, крупные такие раки. Зеленые. По полсотни штука, представляешь себе?
Саша. Значит, в нашем пруду выследил. Крупные, говоришь?
Елена Ивановна. Вот такие.
Саша. Вот и молодец. Пенсионер, а старается, подрабатывает.
Елена Ивановна. Вот это меня и смущает. Он же майор в отставке. Он такой гордый по части денег, и, видно, достало его, что он стал раками торговать. А я сдуру автоматически поздоровалась. Знаешь, что случилось? Он под прилавок присел — так ему стыдно стало. А я, старая дура, думаю: ну зачем так человека смутила?
Саша. Обойдется. Торгуешь — торгуй. У нас любой труд почетен.
Елена Ивановна. Я-то это понимаю, но для него травма. Что теперь делать, не представляю.
Саша (поднимаясь). Только, мать, не вздумай у него прощения просить. Ты не виновата в его делах.
Елена Ивановна. И зачем я только поздоровалась?!
Саша. Я пошел, а ты задержись.
Елена Ивановна. Почему же?
Саша. Вон твой торговец идет.
Саша скрывается в подъезде.
Елена Ивановна оглядывается и видит Плошкина с пустым ведром.
Плошкин. Хорошо, что я вас встретил.
Елена Ивановна. Вы только не думайте, что я нарочно вас выслеживала или осуждаю.
Плошкин. Я совершил неправильный поступок и раскаиваюсь.
Елена Ивановна. Ну зачем вы так!
Плошкин. У меня появились возможности несколько подкрепить свою пенсию. И я пошел на рынок, но для меня это занятие настолько мучительное. Вы не представляете, я чуть было не убежал, но потом люди стали покупать моих раков, и я был вынужден остаться. И тут вы идете! Это было крушением.
Елена Ивановна. Ну почему же крушением? Я вас не осуждаю.
Плошкин. А я сам себя осуждаю. Я воспитан в строгих традициях. Военный человек торговлей не занимается. Советский офицер.
Елена Ивановна. Но ведь вы в отставке.
Плошкин. Это меня не оправдывает.
Елена Ивановна. А пенсия у вас большая?
Плошкин. Почему это вас интересует?
Елена Ивановна. Меня это, честно говоря, не интересует. Я знаю, что пенсии у военных небольшие, и хотела сочувствие проявить.
Плошкин. Спасибо за сочувствие. Мне его от вас особенно приятно слышать. Может, я на другого жильца и внимания не обратил бы, но в ваших глазах так не хочется ронять себя.
Елена Ивановна. А вы и не роняете.
Плошкин. Нет, роняю. Я же за вами полгода произвожу наблюдение, с тех пор как сюда въехал. Вы женщина с чувством собственного достоинства и при наличии положительных качеств. Можно сказать, идеальный спутник жизни для одинокого пожилого мужчины.
Елена Ивановна. Видно, не идеальный, если мой-то благоверный меня покинул с младенцем на руках.
Плошкин. Если бы я встретил его, то обязательно вызвал бы на дуэль. А может быть, наоборот, — проникся бы к нему сожалением. Да, именно так! Он погубил свою жизнь. Отказаться от счастья, что может быть ужасней!
Елена Ивановна. Вы что-то в философию ударились. Не рано ли?