Монте Верита

– Что тебе сказал мальчишка? – спросил он. – Кто должен прийти сюда из долины?

– Я так и не понял, – уклонился я от ответа, – вероятно, какая-то экспедиция. Но он обещал помочь мне перенести тебя завтра в долину.

– Никакие экспедиции здесь сроду не были, – возразил мне Виктор, – он что-то путает.

Он позвал мальчика и, когда тот пришел, заговорил с ним на диалекте.

Парнишка был явно встревожен, отвечал ему нехотя и неуверенно. В разговоре они несколько раз упомянули Монте-Верита. Наконец мальчик ушел, оставив нас вдвоем.

– Тебе что-нибудь ясно? – обратился ко мне Виктор.

– Нет, – глухо сказал я.

– Не нравится мне это все, – начал он, – тут что-то не то. Я это чувствую с тех пор, как лежу здесь. Местные вдруг как-то совсем одичали, скрытными сделались. Мальчик мне сказал, что в долине паника, народ рассержен. Ты об этом что-нибудь слышал?

Я не знал, имеет ли смысл говорить ему правду. Он не отводил от меня глаз.

– Хозяин гостиницы был неприветлив, – заметил я, – он отговаривал меня от похода на Монте-Верита.

– А по какой причине?

– Он просто сказал, что там могут быть волнения.

Виктор молчал. Я понял, что он размышлял над моими словами.

– Ты не знаешь, исчезла ли из долины какая-нибудь женщина? – спросил он.

Лгать было бесполезно.

– Я слышал что-то о пропавшей девушке, – ответил я, – но не уверен, правда ли это.

– Должно быть, правда. Да, вот в чем дело.

Он долго молчал, и я не видел его лица, оно было скрыто в тени. В комнате горела только одна лампа, слабо освещая все вокруг.

– Ты должен подняться завтра на вершину и предупредить Анну, – проговорил он наконец.

Я понял, что ждал от него такого решения. Я спросил Виктора, как это можно будет сделать.

– Я нарисую тебе дорогу, – сказал он, – да тут и ошибиться трудно. Она идет прямо по старому руслу ручья, все время к югу. Дождей сейчас нет и пройти легко. Бели ты отправишься на рассвете, впереди у тебя целый день.

– А когда доберусь?

– Ты должен оставить письмо, как я это делал, а затем удалиться. Они не возьмут его, пока ты там. Я тоже напишу. Скажу Анне, что заболел, а ты появился внезапно, почти через двадцать лет. Знаешь, сейчас, когда ты с мальчишкой разговаривал, я подумал, что все у нас похоже на чудо. Я вдруг почувствовал, что это Анна прислала тебя сюда.

Его глаза сияли прежней юношеской верой, которую я хорошо помнил.

– Возможно, – ответил я, – или Анна, или то, что ты когда-то называл моей горной лихорадкой.

– А разве это не одно и то же? – заключил он.

Мы долго глядели друг на друга в тишине маленькой темной комнаты. Затем я повернулся и попросил мальчика принести мне матрас и подушку. Устроился я на полу рядом с кроватью Виктора.

Ночь он провел беспокойно, дышал прерывисто и с трудом. Я несколько раз подходил к нему, давал аспирин и воду. Он сильно потел, что могло означать перелом, к лучшему или худшему, я не знал. Ночь казалась бесконечной, и я почти не сомкнул глаз. Мы оба бодрствовали, когда начало светать.

– Тебе пора собираться, – обратился он ко мне. Подойдя к нему, я обнаружил, что кожа у него стала совсем холодной и влажной. Я убедился, что ему много хуже, он очень ослабел. – Передай Анне, – сказал он, – что, если люди из долины явятся сюда, ей и всем остальным грозит большая опасность. В этом я уверен.

– Я напишу ей, – предложил я.

– Она знает, как я ее люблю. Я всегда писал ей об этом, но ты можешь сказать еще раз. Подожди в лощине. Тебе придется пробыть там часа два-три, а может быть, и больше. Затем возвращайся к стене и подойди к россыпи камней.

Ответ будет там. Должен быть.

Я дотронулся до его холодной руки и вышел. Меня обдало студеным утренним воздухом. Я огляделся по сторонам, и в душу мне закралось сомнение.

Весь горизонт был затянут облаками. Их плотная пелена скрывала не только дорогу сзади, по которой я шел вчера, но и безмолвную деревню. Туман застилал крыши домов и тропу, ведущую в гору. Я только успел разглядеть, что она петляла среди кустарников, теряясь в расщелинах скалистых выступов.

Облака мягко коснулись моего лица и поплыли дальше, не рассеиваясь и не тая. Мои волосы и руки сделались влажными, я ощутил капли влаги даже на языке. Я озирался, смотрел по сторонам – свет был еще слабым – и прикидывал, что же мне делать. Извечный инстинкт самосохранения подсказывал, чтобы я вернулся. Подниматься в горы при резком, порывистом ветре, в тумане было безумием, судя по тому, что я помнил из предыдущего опыта. Однако оставаться в деревне и сидеть рядом с Виктором, видеть его полные надежды и терпения глаза я тоже не мог. Он умирал, и мы оба это знали. У меня в кармане лежало его последнее письмо жене. Я свернул на юг, с вершины Монте-Верита надо мной медленно проплыла вниз стая облаков. Я начал подниматься…

***

Виктор сказал мне, что я доберусь до вершины за два часа. Я дошел бы еще быстрее, если бы позади меня светило солнце. Имелся у меня и путеводитель – грубо начертанная им схема местности.