Монте Верита

Мне захотелось уйти от самолета и моих измученных товарищей по несчастью. Мне захотелось вычеркнуть из памяти растраченные попусту годы. Я мечтал снова стать юным, беспечным, не думающим ни о каких последствиях, устремившимся в горы и поднимающимся ввысь, к славе. Я знал, как буду чувствовать себя здесь, среди высоких гор. Воздух разреженнее и намного холодней, безмолвие глубже, необычное ощущение раскаленного льда, пронизывающая сила солнца и мгновения, когда сердце замирает, если нога в поисках равновесия вдруг соскользнет с узкого выступа, а рука схватится за веревку.

Я глядел на горы, которые любил, и чувствовал себя предателем. Я изменил им ради низменных целей – комфорта, спокойствия, безопасности. Когда ко мне и другим прибудет помощь, я непременно наверстаю потерянное время. Не стану спешить назад, в Штаты. Отдохну здесь, в Европе, и снова поднимусь в горы. Куплю нужную одежду, снаряжение и двинусь в путь. Приняв это решение, я ощутил в душе легкость, безответственность. Все прочее больше для меня ничего не значило. Я вернулся к группе пассажиров, укрывшихся за самолетом, и оставшееся время шутил и смеялся.

Помощь прибыла на второй день. Нам стало ясно, что мы вне опасности, когда в небе показался самолет. В партии спасателей были опытные альпинисты и проводники, грубоватые, но дружелюбные парни. Они доставили нам одежду, вещевые мешки и продовольствие. Спасателей удивило (потом они откровенно признались), что мы в состоянии этим воспользоваться. Они не надеялись застать нас в живых.

Спасатели помогли нам спуститься с остановками в долину по нетрудным дорогам, и это заняло весь следующий день. Ночь мы провели, разбив палаточный лагерь на северной стороне огромного горного кряжа, который там, рядом с уже бесполезным самолетом, казался далеким и неприступным. На рассвете мы опять тронулись в путь – день был отличный, ясный, и долина за нашим лагерем виднелась как на ладони. К востоку горная гряда становилась отвесной и, насколько я мог судить, непроходимой, заканчиваясь заснеженной вершиной или, вероятно, двумя. Они пронзали ослепительно синее небо словно суставы сжатой ладони.

Я сказал руководителю спасателей, как только мы начали спуск:

– Мне приходилось раньше, в молодости, много подниматься в горы. Но это место я совсем не знаю. Бывают ли здесь туристы?

Он покачал головой и ответил, что условия здесь тяжелые. Он и его напарники прибыли сюда издалека. Народ в долине у восточного склона темный и дикий, и туристов это, понятно, отпугивает. Если я хочу подняться в горы, он покажет мне другие места, более подходящие для альпинизма. Да сейчас уже слишком поздно.

Я продолжал рассматривать далекий восточный склон, заброшенный и своеобразно красивый.

– Как они называются, – спросил я, – эти два пика на востоке?

– Монте-Верита, – ответил он.

Тогда я понял, что позвало меня назад, в Европу…

Я распрощался с моими новыми знакомыми-пассажирами в маленьком городке, примерно в двадцати милях от того места, где совершил вынужденную посадку самолет. Машины отвезли их к ближайшей железнодорожной станции, а значит, к цивилизации. Я остался один. Я снял комнату в небольшом отеле и распаковал там багаж. Купил туристские ботинки, бриджи, куртку и две рубашки. После этого покинул город и начал подниматься вверх.

Туристский сезон, как и сказал мне проводник, уже закончился. Впрочем, меня это не тревожило. Я снова был один в горах. Я забыл, как целительно может быть одиночество. Мои ноги обрели прежнюю силу, холодный свежий воздух пронизал легкие. В свои пятьдесят пять лет я был готов кричать от радости.

Позади остались суета и напряженность, огромные спешащие толпы, огни и мерзкие городские запахи. Глупец, зачем я терпел это все так долго!

В приподнятом настроении я подошел к долине у восточного склона Монте-Верита. Мне показалось, что местность мало изменилась с тех далеких довоенных лет, о которых рассказывал Виктор. Глухой, захолустный городок, скучные и угрюмые жители. В нем была лишь одна убогая гостиница, где я решил переночевать. Встретили меня в ней равнодушно, хотя и не враждебно. После ужина я поинтересовался, можно ли сейчас подняться на вершину Монте-Верита.

Мой собеседник, стоявший за стойкой бара, который одновременно являлся и кафе (там и поужинал я, единственный посетитель), окинул меня безучастным взглядом и выпил предложенный мной стакан вина.

– Думаю, что можно. Во всяком случае, до деревушки. Что там выше, я не знаю, – ответил он.

– Много ли ваших людей из долины бывает в деревне и спускаются ли к вам оттуда? – спросил я.

– Иногда. Наверное. Только не в это время года, – отозвался он.

– А туристов в ваших краях много?

– Очень мало. Они идут на север. На севере лучше.

– Могу ли я завтра переночевать у кого-нибудь в деревне? – задал я новый вопрос.

– Не знаю.

Я помолчал минуту, глядя на его тяжелое, неприветливое лицо, а затем сказал:

– A sacerdotesse, они что, все еще живут в монастыре, на вершине Монте-Верита?

Он был поражен. Его глаза так и впились в меня, он даже перегнулся через стойку бара.