Монте Верита

Девочка заговорила нараспев высоким тонким голоском, не отрывая взгляда от Виктора. Похоже, эту историю она часто повторяла тем же слушателям, сейчас это был выученный наизусть урок. Говорила она на диалекте, и Виктор не понял ни слова. Когда девочка замолчала, старик стал переводить и по привычке заговорил нараспев, как и она: "Я была с подружками на Монте-Верита. Поднялась буря, и мои подружки побежали вниз. Я продолжала идти, заблудилась и пришла к месту, где стояла стена, и увидела окна. Я заплакала, я испугалась. Она вышла из-за стен, высокая и прекрасная, и с ней другая, тоже молодая и красивая. Они успокоили меня, и мне захотелось пойти вместе с ними за стену, я услышала, что там, в башне, поют, но они сказали, что мне туда нельзя. Когда мне исполнится тринадцать лет, я смогу к ним вернуться и жить с ними. На них были белые платья до колен, руки и ноги обнажены, а волосы короткие и гладкие. Они красивее всех людей в нашем мире.

Они проводили меня вниз до тропы, где я смогла отыскать дорогу назад. Потом они расстались со мной. Я рассказала все, что знаю".

Кончая повествование, старик следил за выражением лица Виктора. Он сказал мне, что его поразила вера, прозвучавшая в словах девочки. Очевидно, она заснула, подумал он, видела сон, а потом решила, что все это было с ней наяву.

– Прошу прощения, – обратился он к старику, – но я не могу поверить в рассказ ребенка. Она это вообразила.

Тут девочку снова позвали, что-то сказали ей, и она побежала домой.

– Они дали ей пояс из камней, там, на Монте-Верита, – добавил старик. – Ее родители спрятали его, боясь дурного глаза. Она пошла за ним, чтобы показать вам.

Через несколько минут девочка вернулась и протянула Виктору пояс, достаточно узкий, способный охватить лишь тонкую талию или висеть на шее, как ожерелье. Камни напоминали кварц, они были обточены вручную и тесно примыкали один к другому, покоясь в углублениях. Пояс был сделан мастерски, даже изысканно, никоим образом не грубая ручная работа крестьян, трудившихся зимними вечерами. Виктор молча вернул его девочке.

– Она могла найти его где-то в горах, – предположил он.

– Мы такие вещи не делаем, – ответил старик, – не умеют этого и живущие в долине и даже в тех городах, где я бывал. Пояс девочке подарили обитательницы Монте-Верита, она вам правду сказала.

Виктор понял, что спорить с ними бесполезно. Они были слишком упрямы, а их вера в предрассудки противоречила здравому смыслу. Он спросил, может ли он остаться здесь еще на сутки.

– Вы можете жить здесь, – сказал старик, – пока не узнаете правды.

Соседи стали расходиться, будничные заботы вступили в свои права. Все было как обычно, словно ничего не произошло. Виктор снова отправился в путь, на сей раз к северному склону горы. Он прошел немного, и ему стало ясно, что этот горный кряж неприступен, во всяком случае, без помощи и снаряжения на него не взобраться. Если Анна выбрала эту дорогу, ее ждала верная смерть.

Он вернулся в деревню, расположенную на восточном склоне, когда солнце уже зашло. Войдя в комнату, он увидел, что ему принесли ужин, а матрас расстелен на полу перед очагом.

Виктор был измучен и не мог есть. Он растянулся на матрасе и мгновенно заснул. На следующее утро он рано встал, поднялся на Монте-Верита и снова просидел там весь день. Он ждал, всматривался в узкие прорези, пока жаркое солнце опаляло скалу, а затем скрылось на западе, и ничто не зашевелилось, и никто не вышел к нему. Он вспомнил о человеке из деревни, который когда-то провел здесь три месяца, сидел и ждал день за днем, ночь за ночью. Виктор удивился, как мало осталось у него мужества, оно убывало с каждым часом, и подумал, сможет ли он выдержать, как тот.

На третий день солнце пекло особенно жарко, зной показался ему непереносимым, и он решил прилечь в лощине, в тени благословенной прохлады нависшей скалы. Обессиленный ожиданием и переполнявшим его отчаянием, Виктор заснул. Проснулся он внезапно. Стрелки его часов показывали пять дня, и в лощине заметно похолодало. Он поднялся и поглядел в сторону скалы, золотившейся в лучах заката. И тут он увидел ее. Она стояла неподалеку от стены, на выступе, а ниже нее скала круто обрывалась над пропастью в тысячу футов, а быть может, и еще глубже. Она ждала там, глядя на него, и он бросился к ней с криком: "Анна, Анна!" Он сказал мне, что услышал свой плач и подумал, что у него сейчас разорвется сердце.

Когда он приблизился, то понял, что ему до нее не добраться. Их разделяла глубокая пропасть. Анна находилась всего в двенадцати футах от него, а он не мог до нее дотронуться.

– Я остановился, не отрывая от нее взора, – сказал Виктор. – Я молчал, какой-то спазм сдавил мне горло. Я чувствовал, что слезы текут у меня по щекам. Я плакал. Я был уверен, что она погибла, что она разбилась насмерть.