Монте-Флетская пастораль (Как старик Планкет ездил домой)

Очнувшись, старик увидел, что, лежит в хижине Йорка. Мерцающий огонь горевших в очаге сосновых веток освещал бревенчатые стены, падал на фотографию в искусном обрамлении из еловых шишек, повешенную над связкой хвороста, которая служила старику ложем. На фотографии была изображена молоденькая девушка. На ней первой остановились глаза Планкета; щеки его залило краской смущения, он вздрогнул и быстро осмотрелся по сторонам. Но взгляд его встретился только с взглядом Йорка - ясным, недоверчивым, терпеливым, - и он снова потупился.

- Скажи, старик, - заговорил Йорк вовсе не сурово, но с тем же холодком, который мгновением раньше проскользнул в его взгляде, - скажи, неужели и это ложь? - И он показал на портрет.

Планкет молча закрыл глаза. Два часа назад такой вопрос толкнул бы его на какую-нибудь хитрость или похвальбу. Но теперь разоблачение, слышавшееся в этом вопросе, и самый тон Йорка успокоили несчастного старика. Теперь даже его затуманенному мозгу стало ясно, что Йорк лгал в салуне. Теперь он знал наверное, что не ездил домой и что еще не лишился рассудка, как это ему представилось вначале. Он почувствовал огромное облегчение, а вслед за облегчением к нему вернулось его обычное легкомыслие и сумасбродство. Он хмыкнул, улыбнулся и вдруг захохотал во все горло.

Йорк отнял руку, лежавшую на руке старика.

- А здорово мы их провели, Йорки? Хе-хе-хе! Таких шуток в нашем поселке еще никто не разыгрывал! Я всегда говорил, что надо их когда-нибудь одурачить - вот и дурачил целые полгода. Скажешь, плохо получилось? Ты смотрел на Эбнера, когда он рассказывал про того человека, который видел меня в Соноре? Ну и потеха - как в театре! Ох, сил моих нет! - И, хлопнув себя по ляжке, он так оглушительно захохотал, что чуть не свалился со своего ложа. Но смех его был не совсем искренний.

- Это ее фотография? - тихо спросил Йорк после небольшой паузы.

- Дочери? Да нет! Это одна певичка из Сан-Франциско, хе-хе-хе! Я купил ее карточку в книжной лавке за четверть доллара. У меня тогда и в мыслях не было, что они пойдут на эту удочку, а ведь пошли! Ну и одурачил их старик! Здорово одурачил, а? - говорил он, с любопытством присматриваясь к Йорку.

- Да, меня он тоже одурачил, - сказал Йорк, глядя старику прямо в глаза.

- Да, да, конечно, - торопливо перебил его Планкет, - но ты, Йорк, прекрасно вышел из положения да еще других обставил. Мы с тобой подцепили их на удочку. Нам теперь надо держаться друг за дружку. Ты молодец, Йорки, молодец. Когда ты сказал, что мы с тобой встречались в Нью-Йорке, я, вот ей-богу, и на самом деле...

- Что "на самом деле"? - спросил Йорк, не повышая голоса, так как старик вдруг запнулся, побледнел и блуждающим взглядом обвел комнату.

- А?

- Ты говорил: когда я сказал, что мы с тобой виделись в Нью-Йорке, ты и на самом деле...

- Ложь! - злобно крикнул старик. - Я ничего такого не говорил. Думаешь поймать меня на слове? А? - Руки у него задрожали. Бормоча что-то себе под нос, он встал со своего ложа и подошел к очагу.

- Дай виски, и хватит болтать. Хочешь не хочешь, а придется тебе разориться на угощение. И тем, в салуне, тоже не мешало бы. Я бы их заставил, только вот скрутило меня.

Йорк поставил на стол бутылку виски и оловянную кружку, подошел к двери и, повернувшись к своему гостю спиной, стал смотреть на улицу. Ночь была ясная, лунная, и все же знакомые места никогда еще не казались Йорку такими унылыми. Безлюдная, уходящая вдаль широкая дорога на Уингдэм никогда еще не казалась ему такой однообразной. Она была так же похожа на прожитую им жизнь и на те дни, которые еще предстоит прожить, так похожа на жизнь старика, который тоже вечно куда-то стремился и не достигал своей цели. Йорк подошел к Планкету и, положив ему руку на плечо, сказал:

- Ответь мне на один вопрос, только по-честному, без утайки.

Спиртное, видимо, согрело вялую кровь старика и умерило его злобу, потому что лицо, смотревшее сейчас на Йорка, смягчилось и стало более серьезным.

- Спрашивай, друг!

- Есть у тебя жена и... и дочь?

- Есть, как перед богом!

Несколько минут оба молчали и смотрели на огонь. Потом, медленно потирая руками колени, Планкот заговорил.

- Если уж выкладывать начистоту, то жена у меня не бог весть какая, осторожно начал он. - Малость она грубовата, и не хватает ей, так сказать, калифорнийской широты взглядов, а все это, вместе взятое, - сочетание неважное. Откровенно говоря, хуже и не придумаешь. Язык у нее всегда наготове, как револьвер у Эбнера Дина, с той только разницей, что она, по ее собственному выражению, кидается на людей из принципа, а следовательно, ни охнуть ни вздохнуть тебе не дает. Да, да, дружище. Восток выдохся, это и губит ее, - набралась в Нью-Йорке и Бостоне разных идей, вот и довела и себя и меня бог знает до чего. Идеи идеями, а на людей не кидайся. С такими наклонностями надо бы держаться подальше от принципов, все равно как от огнестрельного оружия.

- А дочь? - спросил Йорк.

Старик закрыл лицо руками и повалился головой на стол.