Монстр сдох

Прикурил. Когда снова взглянул в зеркальце, серая "волга" висела почти на бампере. Ему даже почудилось, что пошла на таран, но это был оптический обман.

"Волга", петляя на тормозах, обогнула "девятку" метрах в десяти и лихо развернулась боком. Из машины выскочил невероятно юркий мужичонка, как горошина из стручка, установился поудобнее, приладил к плечу длинноствольную пушку и пальнул по "девятке". На весь маневр ушло не больше минуты, но этого хватило, чтобы Леня Песцов, вместе со своим Калашниковым, вывалился из машины и кубарем покатился по шоссе, благо оно было пустое. "Девятку" лобовым ударом приподняло на дыбы, скрючило и спалило, но взрывная волна только придала Лене добавочное ускорение и, продолжая кувыркаться, он приземлился в кустах, по пояс зарывшись в снег. Сознание не потерял, но положение у него было паскудное. Что-то, вероятно, стряслось с позвоночником: заткнутый в снег, как морковка в грядку, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, хотя боли не чувствовал. Это даже смешно, подумал Леня Песцов. Он увидел, как из "волги" выбрались еще двое бойцов, и втроем они неспешно, пропустив грузовик с прицепом, пересекли шоссе и направились к нему.

Один с базукой и двое с обыкновенными пистолетами в руках, они приближались к нему с той неумолимостью, какая бывает лишь в кошмарном сне. Но день был ясный, холодное солнце катилось по белесому небу, и сна у Лени Песцова не было ни в одном глазу.

Три кирпичные рожи нависли над ним, разглядывая его с любопытством. Между ними пошел такой разговор.

— Надо бы его кончить, — сказал один в раздумье.

— И куда потом? — спросил второй.

— Дак закидаем снегом — и хорошо будет. Весной подберут.

— Не тащить же в машину, — поддержал третий.

— Степаныч не одобрит, — возразил первый.

— Близко очень. Неопрятно.

— Степанычу только придраться. Пусть сам дохлятину ворочает.

Они разговаривали так безмятежно, будто не проносились за их спинами машины, не сиял зимний день с ледяными брызгами. Леня Песцов поторкался в снегу, и ему показалось, что пальцы на правой руке шевельнулись. Ладонью ощутил теплое цевье автомата.

— Эй, сурок, — обратился к нему тот, у кого базука. — Встать сможешь?

— Вряд ли, — ответил Песцов. — Вроде спина перебита. Подсобили бы, ребятки.

— Счас подсобим, — улыбнулся бандит и выстрелил ему в грудь три раза подряд. Пули, вонзившиеся в телесную мякоть, вернули Лене Песцову способность к движению. Валясь, зарываясь в снеговую перину, он поднял автомат и открыл ответный огонь. Кирпичные рожи разлетелись вдребезги, как стеклянные, но успокаиваться было рано, враг мог затаиться в машине, и на всякий случай Леня Песцов послал через дорогу несколько очередей. Но когда он всех убил и надумал подремать, над ним опять склонились бандиты, хотя непонятно, откуда они взялись после такой бойни.

— Вроде загнулся, — определил голос. — Дергунчик-то наш. Понесли, что ли?

— Сделай контрольную, — отозвался второй голос. — Эти падлы живучие.

Леня Песцов размахнулся, чтобы влепить обидчику оплеуху, но железный винт в затылке оборвал его последнее усилие. Он смирился со своей участью и уже равнодушно наблюдал откуда-то со стороны, как его волокли за ноги через шоссе, оставляя на белом асфальте кровяные зазубрины.

* * *

— Получи свою курочку, — Агата неожиданно подтолкнула подругу в спину, и Кларисса чуть не повалилась на колени старику, расположившемуся в кресле возле камина. Старик был в яркой пижамной куртке, в женских (?) шерстяных рейтузах и с черными кудельками на загорелом черепе. На подлокотнике кресла растянулась белая персидская кошка. В камине хмельно потрескивали поленья. Просторный холл с высоким потолком, в духе гостиной в английском замке.

— Ты чего?! — в изумлении Кларисса обернулась. — Ты чего толкаешься, с ума сошла?!

Агата обогнула ее, как неживую, и опустилась на ковер у ног старика.

— Доволен, Сидор? Или опять будешь ворчать?

Старик погладил ее по голове, как только что гладил кошку, и гордая Агата — о ужас! — чуть ли не замурлыкала. От этой сцены повеяло на бедную Клариссу чем-то потусторонним.

— Что это значит, Агата? — она постаралась придать голосу твердость, которой вовсе не ощущала. Агата вторично ей не ответила, даже не взглянула, млея под стариковской лаской, тянясь к нему улыбающейся мордахой, — это все было уже за пределами реальности.

— Может, вы мне скажете, что происходит? — обратилась Кларисса к старику.

— Не волнуйся, девочка, — сонное лицо, голос ржавый, как у напильника. — Ничего с тобой не случится. Мне муженька твоего Бориску надобно повидать.

Мы ему позвоним, он и приедет за тобой, верно? Не оставит грешную душу на поругание? Пожалеет, верно?

Ты вон какая пухленькая да сдобная.

От его тусклой улыбки Клариссу натурально перекосило.

— Кто вы?

— Божий человек, как все мы... Хочешь, зови дяденькой Сидором, как эта стрекоза.

— Агата, ты меня обманула? Никакой Ванды не существует?

Агата окинула ее презрительным взглядом.

— Прикуси язык, дурочка. Слушайся папочку, может, он тебя помилует.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Кларисса.