Матушка Нины Бобровой, миловидная женщина с очарованной душой, большая любительница всего сладенького, остренького и крепенького, по русской привычке верная памяти нелюбимого мужа, впоследствии выбирала в сожители исключительно пропойц, бомжей и милиционеров. Один из них, рыжий дядька Капитон, как раз пригодился Нине для того, чтобы избавиться от утомительной докуки девичества. Он ей понравился больше других материных недолгих постояльцев — огромный, волосатый, шебутной, с добрыми наивными глазками и с конфетой в руке. Он никогда не забывал припасти для несчастной сиротки сладкий гостинец, а это дорогого стоит, если учесть, что дядька Капитон был не из тех, кто шикует. Денежки промышлял тем, что собирал пустую тару в людных местах, и ему всегда хватало на полный бутылец, пару плавленных сырков, батон хлеба и незатейливый букетик цветов для зазнобы. Этими сморщенными лютиками да незабудками он полонил сердце податливой вдовы и перебивался у них в доме значительно дольше других, чуть ли не целых полгода. Он одинаково любил и мать, и дочь, и сетовал, что, если бы не пагубная страсть к водяре, устроил бы им такую жизнь, которая им и не снилась. Что это значит, объяснял лишь намеками, поминая о брательнике, который живет в совхозе Джемете под Анапой, имеет дом, сад, собственную машину, трактор, два велосипеда, скаковую лошадь, пасеку, полный двор домашней птицы — г! купается в солнце, фруктах и деньгах, как какой-нибудь турецкий султан. Много позже, когда Нина размышляла, почему мужчины, вившиеся вокруг ее матушки густым роем, никогда не задерживались, а проходили мимо, как тени, то склонялась к выводу, что одна из причин была в том, что ее бесценная матушка была круглой идиоткой и слепо верила всем бредням, которые ей накручивали на уши. Мужчина, как правило, сильно пугается, если видит, что его сказки принимают всерьез. В нем срабатывает инстинкт самосохранения, и он бежит сломя голову, куда глаза глядят. Чрезмерная доверчивость действует на чувства мужчины так же разрушительно, как удар молнии на незаземленный деревянный домик.
Нина подстерегла момент, когда матушка отлучилась в магазин за дозаправкой, зашла в комнату, где дяденька Капитон млел на кровати в трепетном ожидании добавки, и буднично попросила:
— Покажи, дядя Капитоша, как вы с мамочкой занимаетесь любовью.
Пьяный Капитон в изумлении глядел на пухлую девчушку в распахнутом коротком халатике.
— Рехнулась, малявка, — сказал строго. — За такие шалости можно срок схлопотать.
— Если не сделаешь, — возразила девочка, — скажу, что изнасиловал. Ведь я совсем ребенок. Тогда тебя посадят точно.
Как ни брыкался, Нина свое получила. При этом ничего не почувствовала: ни удовольствия, ни боли. Дяденька Капитон, протрезвев, в страхе смотрел на нее.
— Помилуй Бог, кем же ты будешь, когда подрастешь?
Нину чуть не вырвало — жирный, слюнявый, потный, волосатый, пьяный лось в человеческом облике.
Она спрыгнула на пол и пошлепала к дверям, но обернулась у порога:
— Завтра чтобы тебя не было в доме, понял, Капитоша?!
В ответ он только кивнул.
Агатой она стала в двадцать лет, когда у нее начались видения. Она пала жертвой двухдневной беспробудной пьянки на даче в Подлипках в компании трех матерых кооператоров. Рьяные, могутные парни дорвались до нее, будто век не видали баб, но она все равно их перенасытила, уложила в беспамятстве одного на другого и на третье утро, ощущая себя сосновой веткой, утыканой иголками, вышла в сад, чтобы глотнуть чистого воздуха. Солнце еще не подымалось, земля парила, и под цветущей яблоней она наткнулась на пожилую цыганку в монистах и цветных платках. Ее ничуть не удивило, откуда тут взялась цыганка, и почему сидит под деревом враскоряку, распустив сверкающие юбки.
— Дай денежку, принцесса, всю судьбу расскажу!
Нина угостила старуху косячком, еще не догадываясь, что с ней происходит видение, потому что сад пылал отчетливо, ясно, хрустко, как на слайде, и прохладная роса отмочила босые ноги. Цыганка сказала (или пропела):
— Тебя зовут не Нина, у тебя другое имя. На земле ,ты случайная гостья.
— Это я знаю, — ответила Нина. — Дальше-то что?
Цыганка открыла ей будущее. Она проживет долгий радостный век, ни к кому не прилепляясь сердцем, пожирая мужчин, как лягушка мошкару, но беда ее ждет от черного жука в алмазном панцире, который следит за каждым ее шагом. У жука могут оказаться разные обличья, узнать его можно по верному признаку: когда жук овладеет ею, у нее под левой грудью родится кровяной чирей с черной головкой. Когда чирей созреет, ее земным странствиям придет конец.
Нина испугалась немного.
— Как же оборониться от жука?
— Никак, — усмехнулась старуха, пуча глаза, застеленные дымом. — Нигде не останавливайся подолгу.
Никого не люби. Я навещу тебя попозже. Запомни, тебя зовут — Агата.