Монстр. Дело Йозефа Фритцля

И все же внешний мир просачивался сквозь бетон бункера, проникая в души маленьких узников. Однажды Элизабет дала им задание — украсить «жилище» яркими постерами. Керстин и Штефан изукрасили стены деревьями и фруктами, рыбами и цветами. Мир был вне пределов их досягаемости, поэтому они должны были создать собственный. Элизабет понимала, что их усилия в конце концов тщетны, но все равно сердце ее исполнялось гордости. Ее мужество можно сравнить с мужеством уцелевших жертв концлагерей, которые рассказывали, что преодолевали окружавшие их ужасы, концентрируясь на мыслях о красоте, искусстве и еде. То же происходило и с детьми, выросшими в камере, и их матерью. Их сила и стоицизм были наголову выше жестокостей Фритцля, подчеркивая незначительность его дьявольского замысла.

Элизабет рассказывала детям о Боге и католической вере. Она вспоминала свои походы с семьей в церковь. Фритцль ее не был большим охотником до посещения церкви, однако требовал от семьи соблюдения общественных приличий и регулярного присутствия на мессе. Когда Элизабет и ее дети наконец обрели свободу, Штефан, которому было уже за десять, и пятилетний Феликс спрашивали, уж не Бог ли луна в небесах. Им казалось чудесным и восхитительным увидеть в небе воплощение существа, которое, как рассказывала им мать, надзирает за каждым.

Концентрация в воздухе СO₂ увеличивалась с появлением каждого нового ребенка. После рождения Феликса в 2002 году она учетверилась. Временами обитатели камеры были вынуждены часами ворочаться в постелях, как ныряльщики, страдающие от воздушной эмболии, их организмы боролись с нехваткой кислорода. В последние годы они все чаще впадали в оцепенение, апатию, вялость.

Когда Наташу Кампуш освободили из подземной тюрьмы, где она провела восемь лет под постоянной угрозой удушения газом, взрыва и постоянного страха, что ее похититель может не вернуться, она заявила, что все эти угрозы бледнеют по сравнению с постоянной зубной болью, вызванной нехваткой солнечного света, витаминов и регулярного посещения дантиста. У амштеттенских пленников также наблюдалось хроническое гниение зубов, а лечить детей с помощью одного аспирина было сущей мукой для Элизабет, которая сама ко времени освобождения потеряла почти все зубы. Мучительная зубная боль станет одним из воспоминаний, которые будут постоянно преследовать их.

Выяснить, каковы были подлинные чувства детей к Фритцлю, само по себе было грандиозной задачей. Что они думали о нем? Он приносил им подарки, целовал их, гладил по волосам, разделял с ними рождественскую трапезу и показывал фотографии мира за пределами камеры. Он покупал им рождественские подарки в ярких, цветастых обертках, дарил духи и платья Элизабет, которой не перед кем было красоваться, кроме как перед отцом. Но он и бил их, держал как заключенных и говорил: «Не смейте даже думать проникнуть за эту дверь, она под током, и если только попробуете, сразу все умрете». Позже полиция выяснила, что хотя угрозы были всего лишь жестоким блефом, они добавляли переживаний любящей матери, которая давно уже перестала заботиться о своей судьбе и теперь жила для одних только детей.

Что думали маленькие заключенные, когда видели, как «дедушка» уводит их мать в нишу, где она спала? Иногда он оставался на ночь, его довольный храп сотрясал стены. Что происходило в их еще не сложившихся умах, когда он садился с ними и рассказывал о его мире — мире, который их мать называла не предназначенной для них выдумкой?

И все же Элизабет, самая невероятная из женщин, находила в себе силы сопротивляться, хотя каждый день какая-то малая частица ее погибала в этой могиле. Неудивительно, что доктор Альберт Рейтер, которому в конце концов суждено будет стать ее спасителем, скажет: «Не будет преувеличением утверждать, что это самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал. Думаю, будет в пределах разумного сказать, что она наделена сверхчеловеческой силой».

6 Обман как искусство

«Она ушла». Так, в двух словах, Йозеф Фритцль сообщил своей семье, что Элизабет — эта беглянка, трудный ребенок, мятежница — решила покинуть полное гнездо. Сообщение было произнесено глуховатым голосом, а понуро опущенные плечи и вскинутые брови должны были изображать отчаяние отца, который старался сделать все как лучше, но оказался бессилен. Загадка оставалась загадкой двадцать четыре года.

Он рассказал печальную весть жившей поблизости вдове Данильчук и своему другу Паулю Хереру. Годы спустя булочник Гунтер Прамрейтер, чей дом с прилегающими постройками находился по соседству с Иббштрассе, 40, вспоминает: «Они сказали мне, что ему нельзя было не поверить. Он был буквально раздавлен несчастьем. „Лизль ушла“».

Но Пауль Херер, который, подобно другим, позже вспоминал о завершении земляных работ, говорит: «Каждый знает, сколько неприятностей она ему принесла. Оглядываясь назад, я полагаю, что в последний год он старался как можно больше очернить ее».