Пять тысяч… Вот, значит, сколько их… Шарко подумал о чумазой девочке, которая так ласково прижималась к нему, и на несколько минут забыл о расследовании — ему хотелось знать:
— Я видел на улицах Каира бедняков, видел детей, которые собирали отбросы и укладывали их на повозку, запряженную ослом. Таким ребятишкам нет еще и десяти. Они и есть тряпичники?
— Да, и они тоже. На самом деле заббалеен больше ста тысяч, и собраны они в восьми трущобных кварталах столицы. Каждый день рано утром мужчины и дети постарше уходят из своих бидонвилей в Каир с тележками, чтобы собирать городские отходы. Женщины и маленькие ребятишки потом сортируют этот мусор, после чего отобранное продается перекупщикам, которые, в свою очередь, отвозят товар в местные пункты вторичного использования сырья. Органические отходы достаются свиньям, и вообще дело поставлено хорошо, девяносто процентов отбросов тем или иным способом перерабатывается или используется повторно. С точки зрения экологии модель была бы превосходна, если бы только не соседствовала с крайней нищетой. Наша миссия — внушить этим людям, что они — люди.
Шарко обернулся, посмотрел на фотографию, висевшую за спиной директора больницы.
— Кажется, это сестра Эмманюэль?[17]
— Верно, она. Центр «Салам» был построен в семидесятых. В переводе с арабского «салам» означает «мир».
— Мир…
Шарко достал в конце концов из кармана фотографию одной из жертв и показал доктору:
— Этому снимку больше пятнадцати лет. Девушка, Бусайна Абдеррахман, приходила сюда, к вам.
Директор больницы вгляделся в снимок, лицо его омрачилось.
— Бусайна Абдеррахман. Никогда не забуду эту девочку. Ее тело было обнаружено в пяти километрах отсюда, чуть севернее, на плантации сахарного тростника. Это было… было…
— В марте девяносто четвертого.
— В марте девяносто четвертого, да… Помню, как это было ужасно. Бусайна Абдеррахман жила с родителями в квартале Эзбет-эль-Нахль, рядом со станцией метро, по другую сторону бидонвиля. Днем ходила в христианскую школу Святой Марии, по вечерам подрабатывала в ювелирной мастерской — трудилась там по нескольку часов каждый вечер. Но скажите, ведь сюда уже приходил один полицейский, правда, довольно давно, его звали…
— Махмуд Абд эль-Ааль.
— Да-да, именно Махмуд. Полицейский, такой… как бы это сказать… непохожий на других. Как он поживает?
— Он умер. Тоже довольно давно. Несчастный случай.
Шарко дал доктору время переварить новость и продолжил свои расспросы:
— Можете рассказать мне об этой девушке? Зачем она приходила в больницу?
Доктор провел рукой по сморщенному лицу. Шарко ощущал, что у этого потрепанного жизнью человека — какая-то неуловимая аура. То ли доброты, то ли мужества…
— Попробую вам объяснить — если только можно объяснить и понять необъяснимое.
Он встал, подошел к старенькому книжному шкафу и принялся рыться в толстых папках.
— Тысяча девятьсот девяносто третий — тысяча девятьсот девяносто четвертый… Вот!
В мнимом беспорядке всему, оказывается, находилось свое место. Полистав бумаги, доктор вытащил газетную вырезку и протянул ее посетителю. Шарко глянул и вернул:
— К сожалению, я не…
— Ах да, что ж я за идиот! Простите, сейчас расскажу, что тут написано. Это статья из газеты «Аль-Ахали» за апрель девяносто третьего года.
Мозги аналитика уже работали вовсю. Апрель 1993-го — за год до трех убийств. Статья была большая — на целую полосу, иллюстрировали ее снимки, сделанные в школьном классе.
— Тогда, в девяносто третьем, в течение нескольких дней, начиная с тридцать первого марта, в нашей стране отмечался удивительный феномен. С пятью тысячами человек — в основном это были молоденькие девушки — происходило в эти дни нечто весьма странное. В большинстве случаев дело сводилось к внезапному, прямо на уроке, приступу страшной головной боли, заканчивавшемуся потерей сознания на минуту или две. Никаких предвестников этой головной боли не было. Девушек немедленно отвозили в ближайшие больницы, делали им анализы, анализы ничего не показывали — и их отпускали домой.
Врач потыкал пальцем в висевшую позади него карту Египта, указывая на несколько точек в разных местах.
— Некоторые из девушек в обморок в классе не падали, зато поведение их становилось крайне агрессивным. Они кричали, хлопали дверью, кидались с кулаками на одноклассниц. Началось это все в гувернорате Бухайра, но не успел никто и глазом моргнуть, как «эпидемией» были охвачены пятнадцать из девятнадцати египетских гуверноратов. Быстрее всего феномен распространялся в трех мухафазах: в Эш-Шаркии, Кафр-эш-Шейхе, Каире… Это можно было сравнить с землетрясением, эпицентр которого находился в Бухайре, а волны дошли до столицы.
Парижанин оперся кулаками на стол, перенес на сжатые руки весь свой вес.
— Вы сказали «эпидемия»? Это был вирус?