Мономашич. Мстислав Великий

Жизномир достал из кубышки гривны и велел Микуле купить девку. Несколько дней не было слуги. Жизномир уже хотел было кричать на торгу о побеге Микулы — с конём да серебром тот мог захотеть вольной жизни, — как вдруг тот воротился. Да не один — за спиной его, на крупе кобылы, сидела, сжавшись в комок, девушка.

Жизномир только-только приехал от княжьего подворья и, уперев руки в бока, рассматривал заробевшую холопку. Среднего роста, белоголовая, она ликом была явно чудинкой. Линялая рубаха с пятнами по подолу, передник, тонкий поясок и короткая накидка — вот и всё. В руках у неё не было даже узелка.

   — Откуда ты её привёз?

   — Из Плескова-города, боярин. — Микула сдёрнул шапку.

   — Из Плескова? — хмыкнул Жизномир. — Что ж, ближе девок не сыскалось?

   — Да как поглядеть! О твоём добре радею! Дёшево досталась — десять кун скинул на торгу.

Девушка подняла голову — медленно, словно не зная, разрешено ли ей смотреть по сторонам. Из-под простого берестяного венчика, низко надвинутого на брови, на Жизномира глянули синие испуганные глаза. В них не было ни тени любопытства — только вопрос: «Ты? Теперь — ты мой хозяин?» И ещё был страх.

   — У кого взял? — спросил Жизномир.

   — Купца Ольстина товар. У него и тута усадьба, возле Волховского моста третья по проулку. Я сперва туды торкнулся, а меня заворотили — мол, в Плесковской-то усадьбе у Ольстина Садковича товар получше будет. Хороша?

Жизномир подошёл ближе. По тому, как вздрогнула девушка, когда он взял её пальцами за подбородок, было видно — многие хватали её последнее время.

   — Хороша. Как звать тебя?

   — В-Велгой.

   — Добро. Клуха! — Жизномир кивнул выползшей на крик старухе: — Вот тебе помощница.

Девушка стремительно обернулась, с тревогой и любопытством глядя на старуху. Та прищурила подслеповатые глаза, окинула взглядом новенькую.

   — Вот радость-то, господине! Уважил старуху! — покачала она головой. — Ну, чего стоишь? Пошли, покажу наше хозяйство!

Хозяйство у Жизномира было небольшим, но с отвычки Велга забегалась и не чуяла под собой ног. И постирать, и прибраться, и сготовить — Клуха, радуясь на помощницу, всё больше указывала и сидела, сложа руки, у печки. Дружинника дома не было — отправился по делам на княжье подворье, и его немногочисленная дворня отдыхала.

Велга только пристроилась на лавке возле печки и задремала, как услышала шорох. Скрипнула дверь, впуская тёмную тень. Клуха уже спала на печи — старики рано ложатся спать. Недоумевая, Велга пошевелилась, приподнимаясь на локте.

   — Девка? — послышался хриплый шёпот, и тёмная тень двинулась от двери к печи. — Ты где, девка?

Велга узнала Микулу. Всю дорогу от Плескова он посматривал на неё, как кот на сметану. Велга догадывалась о значении этих взглядов. Ей не по нраву был Микула, летами почти годящийся ей в отцы, и она сжалась в комок на лавке.

   — Спишь, что ли? — Микула слепо шарил руками, продвигаясь в её сторону. В людской было тесновато — широкая печь, где пекли хлеб и варили щи, две лавки, рундук для припасов, стол — вдвоём еле развернуться» Велга отодвинулась на лавке дальше в угол, почти под иконы, но Микула угадал её движение по шороху сорочки.

   — Вот ты где затаилась, ягодка, — прошептал он, придвигаясь ближе. — Тише ты, тише! Клуху разбудишь!

Микула уже норовил устроиться на лавке и попутно елозил руками по Велгиным ногам, забираясь под подол. Девушка молча отбивалась.

   — А не то на сеновал пойдём. — Микула принялся стаскивать её с лавки. — Там тепло. Шубой накроемся — не замёрзнем, чай!.. Ну, пошли?

   — Уйди! — прошептала Велга.

На печи заворочалась Клуха. Микула замер, но старуха не подала голоса, и он снова полез. В темноте его рука залезла под подол, скользнула по судорожно сжатым бёдрам. Велга не выдержала — закричала, с силой отпихнула Микулу и, задевая лавку и стол, выдираясь из цепких пальцев, вырвалась на двор.

Куда было бежать? На затихающие ввечеру новгородские улицы? Куда глаза глядят, чтоб искали её, как беглую? Велга заметалась.

За спиной скрипнула дверь — на двор выскочил Микула. Услышав его голос, Велга ринулась со двора — и едва не попала под копыта коня.

Жизномир ворочался с пира, который князь Мстислав давал для своей дружины в честь приезда в Новгород матери. Был он хмелен, ехал, доверясь чутью коня, тот остановился, когда на него налетела девка. От толчка задремавший было в седле дружинник пробудился. Впотьмах он не узнал Велгу.

   — Ты кто такая? Откуль взялась?

Не ведая, что сказать, Велга только отпрянула, слабо махнув рукой — мол, оттуда. Жизномир понял по-своему.

   — Поди, — только и сказал он, заворачивая в ворота.

Тут к нему кинулся Микула. Он поспешно растворил створку, подхватил жеребца под уздцы и зашипел на Велгу:

   — Пошла в терем, дура! Живо! Боярин приехал!

Жизномир грузно сполз с седла, предоставив Микуле заниматься конём, и, чуть пошатываясь, направился к крыльцу. Велга держалась в стороне, радуясь, что опасность миновала, но дружинник поманил её:

   — Подь сюда. Ты кто?

   — В-Велга. В Плескове меня... купил слуга твой.

   — A-а... Поди. Поможешь мне.