Мономашич. Мстислав Великий

   — Киева не боюсь, и порубов тамошних тоже, — сказал, как отрезал, Никита. — А токмо вот о чём я толкую — коли назад Всеволода пущать, то чтоб сделать всё, как мы хотим.

   — То есть как?

   — Желает Мстиславич опять князем нашим учиниться — так пущай и роту с Новгородом примет — что не трогать ему наших вольностей! — подхватил речь Завид Дмитрии. — Агаша моя о том же писала — как бы исхитриться сделать так, чтоб Новгород свои вольности отстоял.

   — А ведь верно, бояре, — засуетился и посадник. — Пошлём князю сказать — желаешь сызнова быть князем, так княжь по-нашему, по-новгородски!

   — И чтоб суды наши не трогал! — снова бухнул кулаком Ставр.

   — И чтоб дары не требовать сверх меры! Князья — они аки волки, все урвать норовят! — отозвался Ермил Мироныч. — В моих угодьях стерлядка дюже добра, а и той приходится десятину на княжой двор отсылать.

Бояре разом посмотрели на него. В отличие от приснопамятного Анисима Лукича, гордящегося своим богатством и тем, что умел его преумножать, Ермил Мироныч любил прибедняться и выставлять себя худым, хотя житницы его ломились от зерна, клети — от всякого добра.

   — Так и порешим, — подвёл черту Завид Дмитрии и посмотрел на посадника. — Назавтра же составим грамоту, а потом послам передадим. Пущай едут ко Мстиславу в Киев! А я тем временем дочери отпишу — мол, за князем доглядай, ночная кукушка дневную перекукует!

Мирослав Гюрятинич только покивал головой. В последнее время он стал сдавать — не телом, а духом. Завид Дмитрии всё больше набирал силу и в свой черёд метил в посадники.

Послы возмутились, выслушав новгородцев, так, возмущённые, и повезли грамоту в Киев. Буквально за день до их приезда — опять задержала непогода, на сей раз глубокие снега, через которые возки не смогли пробиться, — в Киев прискакал гонец к Агаше Завидичне. Молодая княгиня скорым глазом пробежала отцову грамотку, подумала и кинулась к мужу.

В последнее время Мстислав стал ласковее к жене — и потому, что за нею стоял Новгород, и потому, что просто устал и находил в горячих душных объятиях отдохновение от трудов.

Лёжа рядом с супругом в темноте опочивальни и поглаживая его плечо, Агаша шептала вкрадчиво, словно ворожила:

   — Не ссорься с новгородцами. Новгород от веку за тебя держался. Сейчас их удоволишь — ещё крепче стоять за тебя будут! Тебе главное — сына на место воротить. А там поглядим. Авось не крамола, авось своё требуют...

   — Своё, — мотал головой Мстислав. — Какое там своё — когда князево?

Агаша поморщилась — добро, в темноте не видать, стиснула зубы, но продолжала обманчиво-ласково:

   — А новгородские вольности? Новгород тебя отспорил, свои вольности блюдя. Сам понимать должен — кабы не блюл Новгород свои вольности, не сидеть бы тебе там так долго. Сменял бы тебя Новгород на Святополчича. Аль я от отца не слыхала, как всё на самом деле было?

   — Так ведь выгнал Новгород моего сына, — упирался Мстислав.

   — Как выгнал, так назад и примет, — увещевала Агаша, прижимаясь горячим телом. — Они ведь не отколоться от Руси хотят, а всего лишь своим умом жить. А ума-то у Новгорода не занимать — ведают, что за Мономахов дом им надо держаться.

Мстислав задумался. Он давно всё понимал, просто не хотел поверить. Впрямь, коли захотели бы ковать крамолу, то пригласили бы кого-нибудь из черниговских князей или Всеславьичей. Тех много, с радостью на богатый кусок кинутся. И ведь так и будет, если оттолкнёт он новгородцев!

   — Думаешь, уступить? — повернулся к жене.

У Агаши глаза горели в темноте двумя свечками — чисто ведьма. Она обняла Мстислава за голову и жарко выдохнула в самые уста:

   — Уступи.

Всеволод ушам своим не поверил, когда Мстислав призвал его к себе и поведал, что велели передать новгородцы через его послов.

   — Вольности? Суд сместной? Дани в княжескую казну втрое уменьшить? Тебе вольно так судить, батюшка, ты у себя в Киеве сидишь и тебе никто перечить не смеет. А там мною эти бояре сивобородые управлять будут!

   — Так и мной правили, сын, — кивнул Мстислав. — А я сидел. И негоже нам Новгород от себя отталкивать — мало ли куда они от обиды переметнутся! Врага мне нажить хочешь?

   — Всё равно, батюшка, ровно не князя берут — наёмника приглашают! Да и на что я жить-то буду? На торгу лавку заведу? Ладьи по миру с товарами пускать буду иль жито сеять?

   — Что угодий тебя Новгород лишил, то дело поправимое. Ловищ по земле полно, чаще на корелу и чудь ходи, там душу отведёшь. А взамен отнятых земель я дарую тебе из своих угодий часть в Смоленской волости. Грамота в сии дни будет выправлена!

Всеволод недовольно насупился. Но что не сделаешь ради собственного удела!