Моногамист

— Когда отцу было 17 лет, он путешествовал по Испании со своим другом, отцом Яна, к слову. Они куражились от души, как он рассказывал сам, познавали жизнь во всех её проявлениях… Однажды им довелось посмотреть деревенскую корриду в местечке неподалёку от Барселоны. После этой корриды в деревне, как водится, был праздник с танцами, песнями, угощениями. И вот, мой отец увидел танец, который покорил его. Это был Фламенко — темпераментный, горячий испанский танец о любви, и исполняла его девушка с длинными чёрными волосами. Эти волосы, алая роза в них, её тёмные карие глаза, страстные движения рук и её изящного тела запали ему в душу. Этой девушкой была моя будущая мать Лурдес, и было ей всего 15 лет… Но тогда он только один лишь раз увидел её, а вернуться смог, когда ему исполнился 21 год. Целых четыре года он помнил её, но боялся, очень боялся опоздать. Однако, успел вовремя, мама должна была выйти замуж за другого молодого человека всего через две недели, но вместо этого сбежала из дома и обвенчалась с отцом в Церкви Сан-Винсент в Тосса дел Мар, романтичном городе на побережье, около Барселоны. Я надеялся, что это место поможет мне… но ты ответила «нет». Мой отец женился против воли своего отца, моего деда, поэтому не получил никакой помощи и остался без наследства. Им было нелегко какое-то время, особенно когда родилась моя самая старшая сестра, но скоро дед умер, и отцу все равно досталась его доля семейного пирога. У моих родителей было настоящее сильное Чувство, они жили страстно, рожали детей, любили друг друга так, что им завидовали все вокруг. Много лет спустя, уже после их смерти, люди продолжали помнить о них, никому не давала покоя их история, которую они и не прятали ни от кого, но ни у кого не было ничего подобного. Когда они разбились, все, абсолютно все стали говорить, что их убила зависть людей. Так говорили даже те, кто сам им завидовал. Только… я не знаю, зачем они оставили меня здесь… одного…

— Не они оставили тебя здесь, это сделала твоя мать, потому что она знала: где-то для тебя уже родилась я и жила целых три года, и что я буду ждать тебя всю свою жизнь, и что если ты не придёшь, это будет самая несчастная и самая пустая жизнь на всей Земле, потому что моя пара умерла бы раньше, чем поняла бы, что она пришла в этот мир, чтобы искать и найти меня…

Её глаза наполнены слезами и смотрят в мои с бесконечной любовью и теплотой, и я понимаю, что несмотря на все свои ошибки, главное всё же сделал правильно — вырвал её из трясины серой жизни с ненастоящим, не её человеком, сумел убедить, не важно как и не важно чем, не важно, сколько при этом потерял сам, важно то, что обрёл, дав нам обоим шанс на то необъятное счастье, в каком мы теперь оба ежедневно, ежечасно, ежесекундно купаем друг друга…

— Тебе хорошо со мной? — спрашиваю.

Прижимается к моей груди, с силой обхватывая обеими руками:

— Очень хорошо!

Спустя время добавляет:

— И перестань уже спрашивать!

— Мне нужно знать, — возражаю.

Да, мне нужно знать. Я не прошу у неё прощения за то, что мучил целых два года так, что едва не довёл до самоубийства, за сына, который умер не родившись, за все свои ошибки, промахи, косяки, за то, что она вечно вынуждена вытаскивать меня из какого-нибудь дерьма и быть мне, по большому счёту, мамочкой.

Мне нужно как воздух это знание, что у неё всё хорошо, что она счастлива, что её жизнь именно такая, какую я когда-то ей пообещал, что прилагаю достаточно усилий, делаю всё, что нужно, что необходимо, что требуется для её счастья. Пусть я облажался и не раз, но ведь всё можно исправить, если действительно этого хотеть?

Глава 85. А жизнь продолжается

Mani Beats — N&N

Мы возвращаемся с пляжа по тёплой деревянной дорожке, Лера впереди меня, я — сзади. На ней мой любимый тёмно синий сарафан в белую точку — обожаю его за то, как плотно он облегает её фигуру, чётко повторяя каждый контур, так что мысленно его можно легко снять и…

Лерина рука, поблёскивая новым обручальным кольцом, загребает копну светлых волос и закидывает на плечо, открывая мне её шею, и я уже прижимаюсь к ней губами, веду линию вниз, едва касаясь, расстёгивая молнию на её платье, запускаю руку под него, пробираюсь между тканью и её подмышкой, чтобы добраться до самого сладкого — её груди… Внезапно Лера останавливается и наклоняется вниз, чтобы отряхнуть ноги от песка и обуться в свои шлёпанцы, бросает мимолётный взгляд на меня, и я тут же перебрасываю своё полотенце с плеча на руку. Само собой, она это замечает:

— Что?

— Ничего, — улыбаюсь.