Моногамист

Первым выбираю Алёшу. Парень живёт в тесной рентовке вместе со своей девушкой вот уже второй месяц, пробуя на вкус самостоятельность. Алёше 17, а через год он сможет снять со своего счёта оставленные ему деньги и потратить их так, как посчитает нужным сам, а не так, как видит его становление упёртая пуританка мать…

— Фигово выглядишь, — заявляет мне внезапно сильно повзрослевший за эти месяцы Алексей.

— Всё нормально, нужно отдохнуть, — отвечаю и почти не вру, смотря, что подразумевать под отдыхом…

Но не эта мысль давит мне грудь в тот момент, а внезапное понимание того, что вот он юный 17-летний мужчина, поступает так, как диктует ему сердце — пусть в нужде и лишениях, но главное с ней…

А ведь мне тоже было тогда семнадцать, и я тоже вступал в наследство… Ведь мог же я забрать её с собой? Мог или нет?

Мне нравится его девочка — зеленоглазая веснушчатая фея, разглядывающая меня с женским интересом, но сдержанно и, скорее, с любопытством, словно не веря своим глазам, будто впервые видя, что такие чудеса вообще бывают.

Я крепко обнимаю Алёшу, и он, уже совсем не ребёнок, почти ловит меня с поличным:

— Такое чувство, Алекс, будто мы прощаемся сейчас навсегда…

— И это следует делать всякий раз, ведь мы никогда не знаем, что будет завтра… Я очень тебя люблю, сын! Слушай своё сердце, ладно?

— Ладно… — и глаза его увлажняются — такой же чувствительный и проникающий глубоко, как и его мать.

И уже уходя, я слышу негромкое наблюдение:

— У тебя такой красивый и странный отец!

— Не странный он. Он — хороший, — отвечает мой сын своей юной женщине.

Теперь самое сложное — девочки. Они там же, где и ОНА, а ОНА не должна меня видеть всё по той же причине — прочтёт как самую простую и открытую книгу, всё увидит по глазам и снова остановит. Но не на этот раз, Лерочка. В этот раз я не дам тебе такого шанса. Машину ты не остановишь, а меня тем более.

Валерия открывает мне дверь, но я здороваюсь, не глядя ей в глаза, прячу их и вполне успешно. Она несколько заторможено отвечает мне, где дети, показывая рукой направление — это наша первая встреча после моего неудавшегося самоубийства в джакузи и первая настолько странная встреча вообще. Мы оба, словно две глыбы льда, два человека, настолько далёких, что незнакомые прохожие на многолюдной улице Манхэттена в час-пик более близки, чем мы в эту секунду, но теперь это уже не важно.

Мне нечего ей сказать, и даже простое «Прости» произнести слишком сложно, ведь для этого придётся хотя бы раз взглянуть в её синие глаза…

Magdalene Flowers — Stockholm Syndrome

Я говорю о чём то с дочерьми, кажется, уверяю их в исключительной красоте и особенном уме, повторяю несколько раз, что они лучшие на Земле и признаюсь в том, как сильно люблю их. Целую обеих в лоб, и млею, прикасаясь ко лбу Сони… Говорят, родители любят своих детей одинаково, что они — как пальцы на руке, какого не лишись — больно будет одинаково. Всё враньё! Дети не пальцы, дети — живые существа с мыслями, эмоциями, поступками, улыбками и глазами, теми, которые действительно зеркала души… И Сонины глаза уносят меня в водоворот любви так же, как и Лерины! Лурдес другая: взрывная, эмоциональная, страстная, забавная; Лурдес — душа любой компании, её эпицентр и всеобщий объект обожания, подобно мне, своему отцу. Но нет в ней Сониной глубины, нет той спокойной мудрости в глазах, умения тонко чувствовать и сопереживать, улавливать тончайшие вибрации настроения собеседника… Эти глаза нельзя обманывать, эти глаза невозможно предать. Это Лерины глаза, это Лерина душа, это Лерино потрясающе искреннее умение любить, отдаваясь целиком и без остатка, не думая о тленном, и лишь беспокоясь о чувствах других людей.

Последний поцелуй, последний вдох и запах детской кожи и волос, такой приятный, такой сладкий, растворяющий сердце в щемящей нежности…

Время словно остановилось, прекратило свой ход, всё замерло вокруг, ожидая моего шага…

— Мне пора… — шепчу и получаю поцелуй в губы от Сони.

— Я люблю тебя, папа, — признаётся она.

— Я тоже тебя люблю, Сонечка, и тебя, моя крошка Лу, — снова повторяю сквозь слёзы. — Я всегда буду любить вас, вы всегда будете жить в моём сердце, помните об этом, всегда помните и любите сами, не запрещайте себе, слушайте сердце, оно не обманет…

Выбегаю из дома под проливной дождь… Это не просто дождь, это ураган с порывами ветра, вырывающими у деревьев ветки… До машины добираюсь уже весь мокрый, вместе с зажиганием автоматически запускается и радио, где, словно знак судьбы, AC/DC вопят свой Highway to Hell. Улыбаюсь — мне это нравится!

Трогаюсь, набираю скорость… Конечно, то, что я собираюсь сделать, произойдёт не здесь и даже не в черте города, место в моей голове уже обозначено, и до него примерно час пути, но вопли Бона Скотта вдохновляют меня…

Включаю звук на полную мощность, несусь на запрещённой скорости, но кого волновали бы штрафы на моём месте!?