Мы провели такой же насыщенный день вместе, она улыбалась, играла с детьми, и я не заметил, что за всё это время жена ни разу не коснулась меня, а глаза её я видел редко…
Вечером она долго читала на корме, потягивая коктейль из бокала, а когда дети уснули, отказалась идти в спальню, заявив, что сюжет увлёк её, и пока не дочитает, спать не ляжет… Я уснул сам.
А утром позвал её в душ, помня о том, как сильно она любила когда-то все наши водные развлечения, становясь особенно чувственной, яркой, страстной. Не пришла. И только тогда до меня дошло, что же происходит на самом деле…
Она больше не хотела меня, не видела во мне мужчину. Нечто похожее уже было спустя пару недель после нашего воссоединения, но случившееся на свадьбе Марка потрясло и напугало мою жену настолько, что она вышла из этого состояния, заботясь о делах насущных. Близость моей нелепой смерти так напугала её, что она потеряла из виду важное — понимание того, что же я сделал с ней на самом деле.
Эйфория от нашего воссоединения и измученная потребность в моей близости сделали своё дело — притупили её боль от осознания моей чудовищной жестокости, а выходка Кристен лишь отсрочила неизбежное, самое страшное, то, что будет убивать меня все последующие месяцы — Валерия медленно переставала любить меня.
И это было правильно, закономерно, нельзя любить чудовище, любые чувства вянут от предательства и жестокости.
Я теперь понял, кто из нас был настоящим предателем — я. Она — глупая и слабая женщина, допустившая ошибку под влиянием своих эмоций, а я был тем, кто знал реальное положение вещей и обязан был наступить на горло своей ревности во имя семьи, нашей любви, которую ещё можно было спасти в то время, но я этого не сделал. Я предал её и предал семью, потому что в решающий момент не смог переступить свою гордыню…
Только теперь до меня окончательно дошли слова Марка: она не могла поступить иначе, потому что была уверена, что у меня в сердце другая женщина. Она ушла, чтобы не мешать, а я… я всё испортил. Я всё разрушил сам, своими руками, Кристен права: я сам это сделал.
А дальше было моё стремительное падение в никуда.
Я решаю, что нам необходимо больше времени проводить вместе и наедине; рассчитывая, что это поможет вернуть её влечение, вызываю к нам Эстелу.
Приехавшая Эстела видит происходящее и бросает мне многозначительные взгляды, но ей невдомёк, что исправить уже ничего нельзя…
Нельзя, но я пытаюсь, как обычно не сдаюсь, и хватаюсь за всё, за что можно ухватиться, цепляюсь, но всё бесполезно: подарки раздражают её, как и моя близость, прогулки по побережью, обеды в ресторанах вдвоём, концерты, театр — везде она есть физически, но духовно её нет, моя Лера словно обледенела, сперва покрылась лишь небольшой, хрупкой коркой, потом стала промерзать всё сильнее и сильнее, пока не превратилась в Снежную королеву. И мне холодно рядом с ней, так холодно…
Но уйти никогда не смогу — именно сейчас она нужна мне так сильно, как никогда.
Maldito — Alone Made Of Ice
Она не чувствует меня, ровно также, как я не почувствовал её в то время, когда она совершенно одна, не имея возможности даже рассказать кому-нибудь о том, что у неё на сердце, погибала, сгорая заживо в огне моей ненависти и мести…
Мне больно вдвойне: и за неё, потому что понимаю, ей и самой сейчас нелегко, и за себя, потому что без её любви знаю, что погибну…
Вот оно маленькое, но такое важное понимание — не она нужна мне, а её любовь, заботливая, нежная, преданная — такая, какой бывает лишь материнская любовь. И её другая любовь — её женское желание отдавать себя мужчине, вдохновлять его, удовлетворять его потребности, её влечение, её страстность, о которой не ведает никто, кроме меня, ведь я где-то внутри себя знаю, непоколебимо уверен даже: те стоны, что доставались мне, мог срывать с её губ только я…
Больше нет ничего этого, но самое страшное не это, а то, что больше ничего не будет…
Так она сказала мне тогда во сне: больше ничего не будет.
Но во мне ещё есть силы, я всё ещё не сдаюсь, всё так же цепляюсь, как и прежде, но с каждым днём чувствую сам, как угасаю, как мерзкая тяжёлая мысль всё чаще появляется в моей голове, но я гоню её, помня о том, что теперь отвечаю не только за себя.
Мы возвращаемся домой — из трёх запланированных месяцев путешествия по Европе выдержали только один. За последние две недели я так вымотался, что кинулся в работу, как оголтелый, стремясь забыться, отвлечься от мучительных мыслей, тянущих на дно…
Мне нужно занять себя чем-то совершенно новым, необходимо увлечься и просто переждать, а вдруг? А вдруг она отомрёт? Не может же всё это длиться вечно?
Я покупаю верфь и окунаюсь в яхтостроительство с головой, совместно со своей командой создаю свой первый проект и живу им точно так же, как Валерия живёт своей диссертацией, часами выписывая расчёты на блокнотных листах.