Моногамист

Меня не останавливает даже то, что Валерия уже пришла в себя, оставив затмение позади, что в её глазах возмущение, удивление и страх, она не успеет даже слово сказать, её рот я закрою своим, пусть думает что хочет, мне наплевать…

Я устал, я измучен этими играми, мне надоело радовать других, стараться, биться ради многих, пренебрегая самым главным — своим собственным счатьем…

И сейчас в этой уникальной точке времени моей уже достаточно длинной жизни, так много раз близкой к обрыву, я счастлив! Я бесконечно, всепоглощающе и безоговорочно счастлив. В это мгновение я не могу и не хочу ни о чём думать, движения моих бёдер — моя Вселенная, мыслей нет, есть лишь ощущения взрывной сладости и эмоции, переливающиеся всеми цветами радуги…

А что будет потом, мне наплевать…

Глава 66. Будущее

Теперь уже не важно. Прошлое есть прошлое. Сейчас важно лишь то, что я предпочитаю делать с настоящего момента и впредь.

Джек Кэнфильд и Джанет Свицер "Правила"

Fire Breather by Laurel

Потом, когда всё уже было кончено, мне стало не наплевать, совсем не наплевать…

Обнимаю Валерию так крепко, что ей, скорее всего, больно, но она почему-то молчит…

Мне стыдно. Стыдно и гадко от самого себя, потому что постепенно доходит осознание того, что именно сейчас, вот только что, на этом самом мокром песке, произошло…

Сжимаю её ещё крепче — не отпущу. Всё равно не отпущу…

Внезапно вспоминаю о её больных почках и поднимаю нас, держу её на руках, лихорадочно вдавливая в себя, а она всё так же молчит и едва дышит…

Я не знаю, что будет завтра, не знаю даже, что будет в ближайшие пару часов, поэтому снова целую её, прижимаюсь губами, пока могу, пока мне позволено, пока она рядом, и пусть какие-то мгновения, но принадлежит мне…

И вдруг происходит странное, почти неожиданное — она отвечает… Неуверенно, робко, словно боясь, но откликается, и у меня останавливается сердце…

А когда запускается вновь, я уже знаю, что никогда и ни за что не отпущу, не позволю уйти и не уйду сам, ни на одну секунду больше не оставлю её.

А там, в доме на берегу, меня ждёт беременная моим сыном Габи… Что делать с ней? У меня нет ответа на этот вопрос, но есть чёткое, ясное, непоколебимое решение не оставлять Валерию.

Проходит больше часа, прежде чем мы поднимаемся, очищаем друг друга от песка и, держась за руки, бредём в сторону дома.

Мне кажется уже, что мои проблемы спутались в один гигантский клубок, завязавшись между собой в узлы такой прочности, что распутать их мне уже никогда не удастся: только резать… И резать по живому.

Есть её муж и моя жена, но мы не можем быть порознь, по крайней мере, точно не в эту ночь и не в ближайшие несколько суток — я обязан успокоить её, быть рядом и дать ей достаточно сил, чтобы она могла жить дальше. Со мной или нет — это уж как захочет сама, как решит, но сейчас моё место рядом с ней.

А Габи мне угрожала, и этим угрозам я ни секунды не верю, но, тем не менее, отправляю Кристен сообщение: «Пожалуйста, присмотри за своей сестрой!». В ответ получаю неприличный жест: злится, но ответила — это хорошо, значит, сделает то, о чём прошу.

To the Hills — Laurel

Вопрос Габриель решу завтра, хотя страшно даже представить, какая у неё сейчас должна быть истерика… Но Леру оставлять нельзя, я это точно знаю… Если б я хотя бы не тронул её, было бы проще сейчас всё расставлять по своим местам, но я же, блин, не сдержался, и теперь её волнует только одно:

— Как мы теперь появимся там?

— Как обычно.

Да, так же, как и всегда.

Я не знаю, куда мы идём, и понятия не имею, что ждёт нас впереди, но непоколебимо уверен в двух вещах: первое — я больше не выпущу её руку из своей, буду рядом ровно столько, сколько ей потребуется; второе — за это меня ждёт расплата, мне уже не 15 лет, и я чётко знаю: жизнь за такие вещи бьёт и жестко.

Но на кону ОНА. И всё было бы не так сложно, вот ей Богу, если бы не то, что я сделал, а после этого, оставить её одну или отправить к мужу — это всё равно, что убить её, уничтожить самым зверским способом. Поэтому я никуда не уйду.

А ещё Лера спросила, люблю ли Габриэль… И меня снова затопила злость: да сколько ж можно то? Вот что? Что мне сделать, чтоб до неё дошло уже, наконец? И я делаю признание:

— Я не люблю и никогда не любил Габриель. Она нужна мне была, чтобы показать тебе, что это.

— Что «ЭТО»?

— То, что я чувствовал все эти годы.

— Что ты имеешь в виду?

Я уже начинаю выходить из себя, сжимаю ладонями её лицо и членораздельно разъясняю, как для самых маленьких детей:

— То, как ты уходила от меня и шла к нему, ложилась в его постель, его руки обнимали тебя, его губы целовали, его…

— Стоп, Алекс, остановись, ты переходишь границы! Он был моим мужем!