Моногамия

В этой песне целиком наша история, наша жизнь. Каждая её строчка, каждое слово о нас.

Не всё так уж гладко в твоей жизни.

Не то, чтобы ты это выбрала - тебе это дано.

Я вдруг понимаю, что это особенная песня, он выбрал её задолго до всех этих событий, он знал, чувствовал, что всё так и будет.

Причина, по которой я держусь:

Мне нужно, чтобы эта пустота ушла.

Забавно, ты – тот, кто сломлен,

Но именно меня нужно спасать.

Ведь, если никогда не видеть света,

Сложно понять, кто из нас тонет.

Теперь только до меня дошёл смысл этих слов, он повис кристально чистой слезой прямо передо мной. Сломлен и болен он, но спасать нужно меня, спасать от той постановки, которую ставят в моём театре жизни, того спектакля, который разыгрывает для меня подобие самого главного в жизни – любви. Ведь любовь это то и только то, что, в конечном итоге, наполняет смыслом нашу жизнь, делает наш приход в неё цельным явлением. Это любовь к родителям, к детям, к близким, к мужчине … чужому и такому родному. Мне кажется в этот момент, что в наших венах течёт кровь с одним вкусом, что наши клетки и наши ДНК одного происхождения, что мы части одной души, по ошибке разорванной и поселившейся в разных телах. Мне кажется, будто часть меня борется со смертью в этой больничной кровати, и я приказываю этой части меня одержать победу.

Я пою, я вкладываю всю силу, что у меня есть в эти слова, и мой, теперь уже громкий, голос мощной волной разливается по комнате:

I want you to staaaaaay…

Я спела её всю, медленно до конца, я вложила в неё свою душу, свою силу, свою мольбу. Эта песня – моя молитва. Мой голос никогда ещё не был таким красивым и сильным, несмотря на слёзы, умывавшие моё лицо. Он лился волшебным потоком, очаровывая меня саму. Я вдруг увидела за стеклом людей, врачей и пациентов, которые встали со своих постелей раньше обычного в это утро. Некоторые из них плакали, другие тихо аплодировали - моя песня тронула их. Мне стало легче, они пришли поддержать меня, эти совершенно чужие мне американцы. Мне нужно это было сейчас, у меня совсем не было сил, я все их растратила на страхи и мольбы.

Алекс очнулся через 40 минут. Сам. Он пришёл в себя, и смотрел мне в глаза так осознанно, как никогда. У меня поползли мурашки по телу - пугало своей прозрачностью внезапное осознание того, что произошло в этой реанимационной палате... Алекс не вышел из комы, он вернулся из другого пространства, я видела по его глазам, что он был там. Ему известно больше чем мне, он желал этой смерти, не противился ей, а я тащила его, вцепилась мёртвой хваткой, не отпускала и тащила. Моя слабость не помешала мне быть самым сильным существом на планете в эти часы. Я не отдала его. И теперь он был здесь, он дышал сам, он жил. Его глаза смотрели в мои, и за них я продала бы и душу дьяволу, если б потребовалось.

- Я же тебе говорил, они угробят меня, – он пытался шутить и улыбнуться мне, но его едва было слышно.

- Тебе нельзя говорить. Береги силы, - меня душили слёзы, и я пыталась изо всех сил остановить и скрыть их.

Как, как это случилось, что мы нашли друг друга? Как я могла так ошибиться, как я могла не понять, что на самом деле он значит для меня, а я для него? Как долго и как жестоко я отталкивала его, он падал, поднимался и пытался снова и снова, а я всё толкала и толкала, пока не оттолкнула окончательно, навсегда. Навсегда ли…?

Пришла его сестра Мария. Мы вышли выпить кофе вдвоём ненадолго. Я спросила:

- Почему он один здесь? Где его мать, отец? Где ваши близкие, родные?

- Он не сказал тебе?

-Нет.

- Вы так долго встречались и ты не знаешь?

Она достала сигарету.

- Выйдем. Мне нужно закурить. Вообще-то я давно бросила, но в такие моменты без сигареты не обойтись.

Since Your Love (ft. Brandon Hampton)

Она затянулась с наслаждением былого курильщики со стажем.

- У него нет никого, кроме меня. Вся его семья, родители и две сестры разбились в автокатастрофе, и Алекс был тоже в той машине с ними… Он был самым младшим из детей, и мать держала его на руках. Видимо, она вовремя сообразила, что произойдёт, и каким-то чудом вытолкнула его в открытое окно. Ему было всего пять лет тогда... Машина упала в ущелье и взорвалась, они сгорели заживо на его глазах. … Алекс не разговаривал почти два года после этого, мы и сейчас никогда об этом не говорим. Это были страшные похороны, у нашей троюродной тётки случился инсульт прямо во время службы, хотя гробы, конечно, были закрыты. Моя мать вырастила нас обоих, и ей было очень нелегко, не финансово конечно, наша семья всегда была обеспеченной, просто они только развелись с моим отцом. Это было очень тяжёлое время для всех нас, поэтому для меня он гораздо больше, чем брат, Алекс – больная душа, за которую я в ответе.