Прежде всего, Батый сам не был заинтересован в обострении отношений на Западе. Известно, что после смерти хана Угэдея власть сконцентрировала в своих руках его вдова, хатун Туракина, в планы которой входила передача трона своему сыну Гуюку, рассорившемуся с Бату еще в 1240 г. в период Западного похода. Междуцарствие длилось более четырех лет. Все это время сторонники партий Бату и Туракины вели скрытую борьбу. Покоритель Европы, старейший чингизид якобы постоянно болел и писал в столицу о невозможности своего прибытия на курултай. Выборы откладывались вплоть до лета 1246 г. Однако в итоге перевес оказался на стороне Гуюка, который стал ханом в августе 1246 г. Даже после этого Бату уклонялся от встречи с ним, а когда затягивать было более невозможно, в начале 1248 г. медленно двинулся в путь. Новому хану также нужна была личная беседа с Бату, разговор, в результате которого могла решиться дальнейшая судьба империи. В конце концов, следовало убить Бату, чтобы сохранить управляемость. Гуюк не выдержал и сам направился навстречу двоюродному брату, которому уже сообщили, что намерения его родственника недобрые. В итоге братья так и не увиделись: Гуюк умер на расстоянии недельного пути от места возможного свидания, у озера Алакул. Уже современники подозревали, что он был отравлен сторонниками Бату[415].
Таким образом, период 1243–1246 гг. был для монголов временем острых внутренних конфликтов. Шла борьба за власть в империи, борьба, которую Бату проигрывал. Он так и не смог помешать выборам Гуюка, хотя перетянул на свою сторону клан потомков Толуя, в частности его сына Менгу. Скорее всего, все наличные его вооруженные силы были в постоянной готовности. Место их концентрации, очевидно, было смещено к восточным границам улуса, в казахские степи. Отвод на запад даже части войск мог привести к неблагоприятным последствиям, если бы вдруг вспыхнула гражданская война. В эти годы приходилось проявлять некоторую лояльность к покоренным областям, которые могли быть не только источником материального благосостояния, но и поставщиком вооруженных сил.
Даниил Галицкий, конечно, ничего не знал о монгольских внутренних делах. Он просто не поехал к Батыю, потому что не видел пока с его стороны новой угрозы. После битвы на Калке победители быстро ретировались в родную степную стихию. Кочевники – это же прежде всего одномоментные налеты, которые редко приводят к регулярному взиманию дани. Вплоть до 1245 г. монгольские военачальники не беспокоили Даниила. Однако долго так продолжаться не могло. На поклон к хану уже ездил великий князь Ярослав, ставший верным вассалом и союзником Бату. Туда же отправился беспокойный Михаил Черниговский, никогда не отличавшийся дипломатическим талантом. Властителю Галича и Волыни настоятельно напоминали, что пора и ему.
Вскоре после победы под Ярославом к Даниилу прибыли послы от хана Мауци (
Романовичи только что закончили борьбу за родовые земли, разгромили польских и венгерских интервентов. Все их помыслы, вплоть до великой победы под Ярославом, были обращены к междоусобицам и пограничным конфликтам. За прошедшее после монгольского вторжения время они не успели отремонтировать оборонительные линии своих городов, укрепить их. И был Даниил «в печали велици, зане не утвердил бе земле своея городы»[416]. Конфликтов с монголами в таких условиях следовало избегать. Требовалось время, чтобы подготовиться к новой борьбе. И князь решил ехать на поклон к Батыю.