Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Миновав Дорогичин, Даниил и его брат подошли к Берестью. Здесь их подстерегали новые неожиданности. Они встретили разоренную землю и сожженные поселения, горами трупов были завалены храмы Владимира Волынского, в государстве царил хаос. Местное боярство захватывало оставшиеся бесхозными земли и творило полное самоуправство. В Галиче «вокняжился» некий Доброслав Судеич, «попов внук», который пытался распространить свою власть на Понизье, а Перемышльскую «горную страну» прибрал боярин Григорий Васильевич: «…бояре же Галичьстии Данила князем собе называху, а саме всю землю держаху; Доброслав же вокняжился бе и Судьич, попов внук, и грабяше всю землю, и въшед во Бакоту все Понизье прия, без княжа повеления; Григорьи же Васильевич собе горную страну Перемышльскую мышляше одержати. И бысть мятеж велик в земле и грабеж от них»[396].

На словах верховным сюзереном пока признавался Даниил, от которого совершенно недвусмысленно требовали признания за боярами новых приобретений. При этом намекали, что на Галич есть другие претенденты, такие как черниговские Ольговичи, которые вернулись из Польши вслед за Романовичами.

Волынским князьям требовалось время, чтобы собрать войска и силой утвердить превосходство. Однако теперь, после монгольского погрома, это сделать было очень и очень сложно. Даниил вынужден был лавировать. Он послал к Доброславу для переговоров «столника своего» Якова, который должен был обсудить с галицким «держателем» все полюбовно: Доброслав принимал Галич в лен из рук Даниила, но тот возвращал князю его доходы от продажи Коломыйской соли (верховья р. Прут). Договоренность практически была достигнута, но в последний момент выяснилось, что Доброслав уже самовольно распорядился Коломыей – отдал ее в держание (от своего имени) неким Лазорю Домажирцу и Ивору Молибожичу, которые «кланялись» ему как своему господину. На возмущенный вопрос Якова: «Как ты можешь без княжьего повеления раздавать волости, которыми повелевает только князь, выдавая их своим дворянам?!» («Како можеши бес повеления княжа отдати ю сима, яко величии князи держать сию Коломыю на роздавание оружьникомъ [т. е. служилым дворянам]»), – Доброслав только рассмеялся («он же усмеявься»)[397]. Вернувшись, Яков все рассказал Даниилу, но тот выжидал. Вскоре ему подвернулся случай.

Судя по всему, галицкие бояре не смогли самостоятельно повластвовать дольше года. Зимой 1241–1242 гг. между новоявленными владетелями соседних областей, Галича и Перемышля, разгорелся конфликт, разрешать который они направились, как то и велит феодальное право, к своему сюзерену – Даниилу. Князь посмотрел на заносчивых подданных и, посоветовавшись с братом, арестовал их, восстановив прежнюю вертикаль власти.

* * *

Не всем жителям Галиции нравились действия Романовичей. Начали зреть заговоры, традиция которых вполне утвердилась в последнее десятилетие: появились желающие пригласить на княжение черниговцев. Ольговичи этому только способствовали.

Вернувшись из Польши, Михаил Всеволодович оставил без продолжения установившиеся накануне нашествия добрые отношения с Даниилом и Васильком. Он прошел Волынские земли, «не показа правды», и занял Киев, откуда послал Романовичам весть о своем вокняжении. Подобный формат поведения, разумеется, не соответствовал ожиданиям волынских князей. Однако политическая ситуация теперь радикально изменилась по сравнению с летом 1240 года. Масштаб возможных вооруженных конфликтов между княжествами снизился чрезвычайно. Даже небольшая дружина теперь могла восприниматься как серьезная сила. Вокруг царствовали разор и смерть. Горстки людей укрывались в неприступных лесных дебрях и болотах. Править было некем, поэтому статус владетеля того или иного города, точнее его руин, мало что значил.

Непочтительные действия Михаила были не замечены Романовичами. Все оставалось в рамках приличия, которое, как мог, поддерживал старший Ольгович. Вернувшись к Киеву, он поселился «под» сожженным и опустевшим городом «в острове»[398]. Это соответствовало достигнутым в 1240 г. договоренностям с Даниилом: Михаил получил Киев и более не претендовал на Галич. Однако теперь у него подрос сын Ростислав (род. ок. 1223 г.), которому по воле отца следовало теперь владеть разоренным Черниговом. Надо полагать, молодого отпрыска это не устраивало, и он начал готовить план возвращения Галича.