Монгол

Воины пили, хлопали в ладоши, кричали и пели. Рисовое вино и перебродившее кобылье молоко лились в их глотки, как вода. Вскоре они начали неуклюже плясать, ударяя в такт движениям по кожаным щитам. С наступлением ночи веселье разгоралось все сильнее. Широкие бронзовые лица со смеющимися губами и влажными белыми зубами лоснились в свете костров. Рядом с танцорами по земле метались их уродливые тени, походившие на мохнатых чудовищ. За ними расстилались темные равнины, и сверкали в бездонном небе одинокие звезды.

Праздник продолжался три дня, а потом к Темуджину привели Борте и посадили по правую руку от него. Девушку обрядили в халат из белого тонкого сукна, вышитого красными, синими, желтыми и серебряными нитями. На лоб спускались подвески с тяжелыми серебряными монетами и крупными каплями темно-синей бирюзы. На голове возвышался высокий конус, основу которого составлял тонкий слой коры, покрытый вышитым шелком. Плечи Борте укрывала соболиная накидка, а ее запястья украшали тяжелые браслеты с серебряными монетами и крохотными серебряными фигурками.

Темуджин не сводил с невесты взгляда, ноздри его широко раздувались, а на верхней губе выступили крупные капли пота. Он хрипло и глубоко дышал. Девушка тихонько взглянула на него из-под ресниц, губ коснулась мимолетная хитренькая улыбка, и вздох приподнял небольшие грудки. Темуджин крепко сжал руки и свирепо оглянулся, словно желая доказать себе и всем остальным, что, несмотря на обуревавшие его чувства, он по-прежнему остается мужчиной. Поблизости от Темуджина сидел спокойный Субодай, и Борте исподтишка поглядывала на него.

Шепе Нойон, как всегда, напился и был очень весел. Рядом с ним сидел напряженный Джамуха с презрительно поджатыми губами. Он ничего не пил, зато замечал все вокруг. Иногда Борте выводил из себя его застывший взгляд. Она невольно посматривала на Джамуху, и сердце ее замирало от страха, ярости и отвращения. Девушка каждый раз вспоминала о том, что поклялась погубить Джамуху, отдалить его от мужа. В эти мгновения ее алые губки бледнели и ноздри окружали синие тени.

Перед юной парой остановился старик-певец и начал петь:

Моя любимая сидит рядом со мной.
На ней свадебный наряд, перепоясанный синим кушаком.
Она останется рядом со мной до самой старости…

Борте, казалось, не слушала слов песни, она взглянула на Субодая, и у нее защемило в груди, из горла вырвался тяжелый вздох. Темуджин протянул к ней руку, и Борте задрожала всем телом.

Дай Сечен чувствовал себя неуверенно и сильно волновался. В разгар праздника он позвал Темуджина в свою юрту. Дай Сечен был хитер, говорил недомолвками и во время разговора прибегал к разным уловкам, которые так ненавидел Темуджин. Он долго хмыкал, но потом, испугавшись сверкающих яростных глаз Темуджина, вкрадчиво заговорил:

— Мне известно о всех твоих неприятностях и о том, к каким уловкам пришлось прибегнуть тебе и твоей матери, чтобы ты смог удержаться на «Белой шкуре» жеребца. Мне известно, что твои люди тебя покинули, и понятно, что тебе до сих пор еще грозит опасность…

Темуджин презрительно прервал его:

— Тебе, как мне кажется, известно слишком много, и ты меня утомил, перечисляя мои неприятности… У тебя есть, что еще мне сказать? Если есть, то говори, а потом помолчи…

Старый Дай Сечен хитро прищурил узкие глазки, потянул себя за бороду и тихо произнес:

— Ах, Темуджин, я меньше буду беспокоиться о своей дочери, если ты обратишься к анде твоего отца, его побратиму, Тогрул-хану, вождю тюрков-караитов. Если ты отправишься в караитский город, защищенный высокими стенами, и потребуешь помощь у Тогрул-хана, он поможет тебе.

Он внезапно замолчал, потому что у Темуджина глава загорелись красным огнем ярости. Молодой человек поднялся и начал расхаживать взад и вперед по юрте, как плененный тигр, потом, остановившись перед тестем, он громко заорал:

— Ты стар, но не обладаешь мудростью! Тебе должно быть известно, что к другу не обращаются с просьбой, когда ему нечего предложить! За это он станет тебя презирать, а потом откажет в просьбе. Ты должен приехать к нему достойно, с хорошими дарами, друг тогда будет очень рад тебе, и сам предложит тебе свою помощь. Если я сейчас отправлюсь к Тогрул-хану, он сразу подумает: «Это всего лишь скулящий и слабый юнец. Все, что он у меня потребует, ко мне никогда уже не возвратится. К тому же, оказав ему помощь, я сам могу попасть в беду». Рассуждая так, он будет абсолютно прав. Сильный всегда помогает только сильному. Я должен доказать своему названому отцу, что мне стоит помочь, еще до того, как я к нему обращусь за помощью.