Монгол

Субодай промолчал и взглянул на небо.

— Уже вечер, мы станем тут лагерем на ночь, — сказал он и отдал приказ подъехавшему человеку. Джамуха удивленно видел перед собой огромное войско, которое прибыло, чтобы захватить одного беззащитного человека, видел темные угрожающие лица воинов, и когда прямо смотрел на них, они отводили глаза в сторону.

У Джамухи сердце сильно забилось в груди от ужасного предчувствия, он повернулся к Субодаю, тот делал вид, что снимает седло с коня.

Множество людей готовилось к ночлегу, но вокруг не раздавалось ни единого звука.

Страх охватил Джамуху, у которого перехватило дыхание. Но он все же подошел к Субодаю и спросил:

— Почему вы остановились на ночь здесь? У нас еще есть время до заката, мы могли бы двигаться к дому, ведь возвращаться легче, чем идти вперед.

Субодай долго смотрел на друга, было видно, что он рад их встрече.

— Мои люди устали, нам лучше поспать перед тем, как продолжить путь.

Они прямо смотрели друг на друга, Субодай не отводил глаз, и Джамуха заметил, что у него выступили слезы. А может, это последние лучи заката сверкали в его глазах!

Субодай осторожно дотронулся до плеча Джамухи.

— Джамуха, ты поужинаешь со мной, и мы будем спать в одной палатке. Мне нужно тебе многое сказать.

В сердце Джамухи опять пробудилась надежда, и тяжелое ощущение страха мало-помалу испарилось. Он считал, что Субодай оставался его другом и доверял ему, как прежде.

Когда им принесли еду, никто из них не мог есть, но Субодай решил выпить, и Джамуха последовал его примеру. Их окружала холодная ночь пустыни, но у костра было тепло, а за его освещенными пределами с трудом различались неясные очертания спящих воинов и пасущихся поодаль коней. Бодрствовали только Субодай и Джамуха. Лагерь охраняла стража, невидимая в темноте.

От вина Джамуха сделался разговорчивее, чем обычно, рассказывал Субодаю о своем народе, о любимой жене и детях. Он говорил, и Субодаю казалось, что он пытается оправдаться за свои дела и объясняет собеседнику, что же ему на самом деле дорого. Субодай, склонив голову, внимательно его слушал, в его руках застыла чаша с вином.

— Мне кажется, что я наконец нашел для себя ответ на вопрос, как надо жить, — говорил Джамуха. — Я смог дать своему народу мир и покой. Эти люди — преданы мне, они безвредны и щедры. От соседей им нужна только дружба. Мне жаль, Субодай, что тебе не удастся их повидать…

Субодай пошевелился.

— Ты что-то сказал? — спросил Джамуха и наклонился вперед, чтобы увидеть лицо Субодая.

Субодай поднял чашу и отпил из нее, а потом серьезно и с нежностью взглянул на Джамуху:

— Джамуха, я ничего не сказал.

Джамуха продолжал свой рассказ, иногда его голос дрожал, и казалось, под луной звучит только этот голос, и к нему прислушивается вся земля.

Голос его звучал все тише и вскоре смолк. Джамуха сильно устал, но в душе его царил покой, он был уверен, что его жертва не напрасна, что все он сделал правильно.

Субодай мало говорил даже тогда, когда Джамуха стал интересоваться, как жило все это время его прежнее племя, не спрашивая о том, как идут дела у Темуджина. Субодай ничего ему не сказал о хане, он лишь отвечал немногословно на вопросы Джамухи.

— Мне грустно тебе об этом говорить, но несколько дней назад умерли Кюрелен и Оэлун, — сообщил Субодай.

Джамуха был вне себя от горя и тут вдруг заговорил о своем анде:

— Темуджину сейчас, наверно, тяжело. Ведь Кюрелен был ему вместо отца, и, несмотря на многие разногласия, он любил свою мать.

Он ожидал, что Субодай начнет ему рассказывать о Темуджине, но Субодай промолчал, а на его лице появилось странное выражение. Так ничего и не поняв, Джамуха опять заговорил о Темуджине.

— С ним все в порядке, не так ли?

— Все нормально, — почти неслышно заявил Субодай.

Они замолчали. Костер стал затухать, и лунный свет освещал мрачный ландшафт. Воздух стал ледяным, и рядом тревожно заржали кони. Двое прежних друзей сидели рядышком, погруженные в невеселые размышления.

Джамуха вдруг почувствовал, что в душе верного Субодая идет нелегкая борьба, что он словно корчится от напряжения и страдания. Субодай не выдал себя ни словом, ни движением, но Джамухе все стало ясно. Он задрожал, будто перед ним предстали страшные враги, и весь напрягся. Он не мог пошевелиться, его лицо и тело окатили потоки холодного пота, а рот наполнила ужасная горечь.

Субодай отвернулся от него и, казалось, погрузился в сон.

Джамуха пытался с ним заговорить, но каждый раз судорога в горле не давала произнести ни слова. Наконец он с трудом выговорил прерывающимся голосом сквозь застывшие холодные губы:

— Субодай, ты мне сказал не все!

Вздохнул Субодай, тело которого вдруг пронзила дрожь, поднял голову и прямо посмотрел на Джамуху, его взгляд выражал страшное отчаяние.

— Ты прав, Джамуха. Я сказал тебе не все.

— Я не слабая женщина. Скажи мне все, что тебе известно, — сжав руки так, что его ногти впились в ладонь, спокойно проговорил Джамуха, чувствуя, что смерть коснулась его крылом.

Субодай тихо заговорил:

— Джамуха, я приехал, чтобы тебя обезоружить и доставить к Темуджину, чтобы тот тебя наказал.