Борте победно улыбалась, глядя на Темуджина, который сделал вид, что лишь только теперь их заметил.
— Ага! — задумчиво протянул Темуджин, кладя на пол меч. Он слегка улыбнулся, и Кюрелен обратил внимание, как племянник осунулся, и в его сердце проснулась новая надежда. Он видел лихорадочный блеск его глаз.
— Оставь нас, Борте! — спокойно приказал он.
Борте была поражена и в ярости указывала на Кюрелена и Оэлун:
— Господин мой, эти люди — предатели! Они сюда пришли, чтобы защищать предателя!
— Убирайся, Борте! — повторил он, резко толкнув жену к выходу.
Борте разрыдалась от злобы и умоляюще взглянула на мужа, но что-то в его лице заставило ее замолчать. Она вышла из юрты, по пути бросив на Оэлун мрачный, победный взгляд.
Оэлун усмехнулась, и напряжение на ее лице несколько смягчилось, но через миг она опять нахмурилась, взглянула на сына, подобно мрачной святой, которая намерена наказать ослушавшегося подданного.
— Ты не собираешься убивать своего анду? — прямо спросила она его.
— Когда-то он посадил тебя под стражу из-за того, что ты слишком много болтала, — заметил Темуджин, внимательно оглядев мать и скривив губы, и вдруг громко захохотал и отвернулся.
Оэлун покраснела, но это ее не смутило.
— Ты собираешься с ним расправиться?
— Нет. Если я так сделаю, то дело предателя станет излишне важным и значимым для остальных людей. Мы его привезем сюда, чтобы осудить, как судят мелкого врага.
Кюрелен испытал облегчение, и, увидев его лицо, Темуджин насмешливо и мрачно усмехнулся, а потом проговорил:
— Он никогда не был моим другом и нарушил самую святую клятву, которую дают мужчины. Но я постараюсь быть по отношению к нему милосердным. — Он помолчал, а злобная улыбка расползалась по его лицу. — Я предоставлю ему выбор: умереть от удушения или сгореть заживо.
Старик и Оэлун побелели от ужаса. У них перехватило дыхание, и Оэлун разрыдалась, но не от слабости, а от гордости и презрения к чудовищу, которое видела перед собой.
— Только такие действия я ожидала от тебя, — прошептала мать.
Кюрелен понимал, что насмешки делу не помогут. Он подошел к племяннику, коснулся искалеченной рукой сжатой в кулак руки Темуджина и тихо промолвил:
— В глубине души ты уверен, что Джамуха не предатель. Он дважды спасал твою жизнь, и вы вдвоем спали под одним покрывалом. Он был твоим единственным другом. Если он говорил тебе неприятные слова, то только потому, что он — честный человек и не мог пережить неправильные деяния, и они его возмущали. Он не хочет мириться с ложью и желает, чтобы ты соответствовал тому образу, который он создал для себя. Ему противны мелочность, жестокость и насилие. Если он ошибался, создавая для себя такой образ, значит, он только мыслит неправильно, но он тебе верен.
Темуджин выслушал дядю, не сводя с его лица лихорадочно горящих глаз, а потом спокойно заговорил:
— Дядюшка, для нас наступили сложные и тревожные времена. Я могу тебе ничего не объяснять, но все же скажу: нам грозит огромная опасность, поэтому предатели или люди, говорящие неразумные вещи, не должны оставаться в живых. Их болтовня делает нас слабыми, и ужас должен охватить сердца тех, кто по каким-либо причинам мог бы стать предателем. Мы должны защищаться ради силы и общих интересов.
Он помолчал, а потом добавил совсем тихо:
— Я не ощущаю вражды к Джамухе и буду действовать только потому, что так необходимо.
Кюрелен молча долго смотрел на племянника, а затем грустно промолвил:
— Ты сильно страдаешь и жаждешь лично ему отомстить, потому что тебе кажется, что он тебя обидел и твоя любовь к Джамухе оказалась насмешкой. Дорогой племянник, будь милосерден к несчастному Джамухе! Привези его сюда и оставь под стражей за лишнюю болтовню. Если ты прикажешь его убить, ты будешь страдать всю оставшуюся жизнь! И ты не будешь знать покоя, если даже ты покоришь весь мир.
Глаза Темуджина блестели, как твердый полированный сине-серый камень, и он с жалостью улыбнулся дяде:
— Я уже сказал — я не могу его помиловать. Моя жалость может породить других предателей!
Оэлун бурно дышала, слушая их разговор, потом ее терпение лопнуло, и она громко воскликнула:
— Убийство доставляет тебе удовольствие! Ты убил своего брата Бектора, а теперь спешишь расправиться с Джамухой! Ты не человек, а дикий хищный зверь!
Темуджин сделал вид, что не слышит мать, и тихо обратился к дяде:
— Ты понимаешь? Я должен это сделать!
Кюрелен в отчаянии медлил с ответом, а потом спросил:
— А что будет с народом Джамухи?
Темуджин, не моргнув глазом, ответил:
— Я уже отдал Субодаю приказ, чтобы там не осталось в живых ни единого мужчины — молодого или старого. Любой ребенок ростом выше колеса кибитки не останется в живых. То же самое касается старух. Молодые женщины и малые дети приедут сюда вместе с Джамухой.
Кюрелен не верил собственным ушам, и у него закружилась голова. Он прошептал:
— Но ты так обычно не делаешь. Обычно ты принимаешь побежденных в свой клан…
Темуджин покачал головой.