Монгол

Пока Темуджин был всем доволен. Он только старательно избегал общения с Кюреленом и Оэлун, которых называл старыми воронами, предрекающими несчастье. Он разослал во все стороны быстрых гонцов, чтобы собрать тарханов различных племен и передать им приказ о мобилизации воинов. Когда он послал гонца к Джамухе Сечену, у него начало биться сердце: «Завтра, — пело сердце, — я увижу Джамуху!»

И только тут он понял, что он одинок и ему даже не с кем откровенно поговорить. Его мысли и рассуждения грозили размыть дамбу молчания. Ему было необходимо высказаться. Он ждал Джамуху, как нетерпеливый жених ожидает любимую невесту, постоянно ощущая пустоту и одиночество.

Он послал Джамухе богатые подарки для Еси и детей, еще гонец вез с собой письмо выражавшее дружеские чувства и ожидание скорой встречи.

Глава 16

В западной конфедерации Гоби все бурлило и люди волновались. Кланы лихорадочно готовились к войне.

По приказу Темуджина в орде собирались монгольские тарханы и нокуды. Это были темнолицые свирепые люди в длинных шерстяных халатах, в кожаных лакированных расписных доспехах и в меховых малахаях или высоких остроугольных шапках, из-под которых свирепо смотрели их узкие глазки. В орде стоял жуткий шум, женщины не отходили от кипящих котлов с едой. Гонцы прибывали и сразу же уезжали, добавляя суматохи к всеобщей суете. Пастухи резали самых жирных животных, и запахи варящегося мяса витали в пыльном воздухе.

Народу в орде собралось великое множество. Пожалуй, прежде никогда не собиралось столько начальников и воинов, но продолжали прибывать новые и новые вожди на быстрых конях с офицерами и их подчиненными.

Дети с интересом выглядывали из-под пологов юрт и видели перед собой новые, незнакомые лица. Собаки заходились в лае, и дико ревели и выли верблюды. Повсюду царила лихорадочная деятельность. Хорошенькие девушки, расположившись у своих юрт, кидали на прибывших кокетливые взгляды, а те делали вид, что их не замечают. Женщины бранили детей, спешили приготовить небывалый пир, таскали бурдюки с вином и чаши, подбрасывали свежий навоз в горящие костры.

Каждый вождь после прибытия сразу же отправлялся в юрту Темуджина, чтобы засвидетельствовать свое почтение и обновить клятву верности. Темуджин сидел на шкуре белого коня, и над головой у него виднелось знамя. Каждый вождь преклонял перед ним колена и оставался в таком положении, ожидая прибытия следующих вождей.

Темуджин с надеждой встречал гостей, но постепенно на его лицо наплыла тень недоумения и обиды: он прождал до заката, а Джамуха так и не появился.

Перед Темуджином были загорелые свирепые лица и сверкающие глаза ястребов. Вожди не сводили с него взгляда. Глаза у некоторых были серые — это были люди из его собственного клана. Темуджину до сих пор не удалось покорить все племена, однако все приехали к нему по его зову, поклялись в верности и объявили войну Тогрул-хану, тюрку-караиту.

Хриплые и громкие голоса заполняли ставшую душной огромную юрту. От резкого запаха тел в юрте было не продохнуть. Редкие лучи солнца, пробившиеся через откинутый полог, придавали странный блеск диким глазам воинов и отбрасывали металлический отблеск на их смуглую кожу. Они пили вино, и их взгляды становились еще более дикими. В юрту набивалось все больше народа, и вскоре совсем стало нечем дышать.

Солнце уже садилось, и прибывали самые последние вожди. Прохладный воздух вибрировал от диких криков. Каждый раз, когда у входа возникала еще одна тень, Темуджин прерывался на полуслове и с жадным ожиданием вглядывался в лицо вновь прибывшего.

Джамуха не появлялся.

В юрте зажгли светильники, и воздух краснел от света костров. Огонь пожирал последний воздух в переполненной юрте. Вонь и неприятные запахи становились все сильнее. Темуджин начал задыхаться, и по его лицу ручьями катился пот, сидящие рядом с ним воины видели, как в горячей полутьме сверкали его зеленые глаза тигра, а сам он был жутко бледен.

Воины волновались — проходило долгое время ожидания, а Темуджин говорил о каких-то неважных вещах, и вожди уже неловко переглядывались, не понимая, почему он не переходит к самому важному? Люди много пили, чтобы заполнить неловкие паузы, а потом все уставились на темный провал входа, ожидая невесть чего. Варвары проголодались и громко вдыхали в себя жирные, аппетитные запахи, проникавшие в юрту. Но до тех пор, пока не разрешит Темуджин, никто не смел подняться и выйти.

Наконец в проеме появилась последняя тень, и Темуджин встрепенулся, однако это оказался перепуганный гонец от Джамухи Сечена. Темуджин вырвал у него послание, и люди видели, как тряслись его руки. Темуджин сурово оглянулся и, поднявшись, приказал всем оставаться на местах, а сам покинул юрту.

Он вышел в прохладу вечера, освещенную красным светом горящих костров, не глядя по сторонам, пробирался через толпы, направляясь к юрте Кюрелена.

Старик дремал на лежанке. Старуха Шасса сидела рядом с ними, и ее морщинистое лицо говорило о ее вечной любви.

— Проснись! — крикнул Темуджин и швырнул письмо дяде: — Читай!