Монгол

— Я не верю в розовых единорогов, срущих радугой, Сабур. Точно также я не верю в Шатуна, который встал на путь исправления. Скажи мне, где он? Или смерть моей девчонки будет на твоей совести. И тогда я спрошу не только с Шатуна, — прохрипел ему в лицо, сверля взглядом лицо друга. — Слышишь меня, Сабур? Я спрошу и с тебя!

Напускная расслабленность Самира тут же исчезла, и наружу выбрался такой же хищник. Схватил Монгола за запястья, с силой оторвал от себя его руки.

— Я спишу этот базар на твоё плохое настроение, брат. Только больше не говори мне таких слов. Я не враг тебе. И всегда честен с тобой. Езжай за мной. И пусть в твою машину сядет врач, — обошёл Архана дугой и направился к колонне внедорожников.

— За мной, Хаос! — рыкнул на пса и, придерживая распоротый бок, двинулся за Самиром.

Толпа быстро расселась по тачкам и вскоре в зеркале заднего вида виднелась лишь пыль, вырывающаяся из-под колёс мощных джипов.

— Ты только держись, Волчонок. Я скоро.

* * *

Забившись в угол, силилась слиться со стеной. Больше не пыталась прикрыть голое тело, стало всё равно. Лишь бы не прикасался ко мне. Не трогал своими ледяными руками. Не смотрел на меня и не дышал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пусть он исчезнет, испарится. Пусть всё, что осталось в моей памяти, забудется, развеется дымом. Пусть окажется всего лишь бредом, вызванным наркотой, которой меня нашпиговали.

Но он неумолимо приближался. Надвигался, как сама необратимость, а я неотрывно смотрела на его мерзкую татуировку на груди в виде саблезубого тигра, раскрывшего свою пасть, и представляла, как эти жуткие клыки перемалывают мои кости.

— Что у нас дальше по программе? — прокаркала осипшим голосом, стёрла с подбородка стекающую по нему слюну. Ко мне возвращалась чувствительность, и с каждой минутой всё больше хотелось снова отрубиться. Пусть даст мне ещё тех таблеток. И плевать на всё… — Сейчас придут твои уроды и поимеют меня всей толпой? — хрипло засмеялась вопреки боли от спазма, что сдавил горло.

Он хмыкнул, и мне показалось, в глазах нелюдя промелькнуло что-то отдалённо напоминающее уважение.

— Нет, милашка. Я не отдам тебя своим уродам. Меня будет достаточно. Как знать, возможно, мы еще встретимся, — похлопал меня по щеке, поднял на ноги, схватив за предплечья. — А вообще, знаешь, ты не похожа на свою сестру. Та ботинки мои целовала и хуй глотала за дозу. А ты чистая, — протянул сквозь зубы, сминая мои губы большим пальцем, словно пытаясь их раздавить. — Теперь я понимаю Монгола. У тебя между ног так сладко, — его рука сползла на мою шею, пальцы сжались, а я закрыла глаза. — Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты меня запомнила. Каждый день вспоминай мой член. Как он драл тебя. Как ты сжимала его у себя внутри.

Открыв глаза, смотрела на него затравленным зверьком, а по щекам текли слёзы. Они обжигали, словно кислота, а грудь распирало от застрявшего там крика.

— Прошу… — прошептала и запнулась, поймав его взгляд.

— О чём ты просишь меня, малышка? — спросил наигранно ласково, даже приторно. Только всё это фальшь. Блеф. Он зверюга, страшная, злобная, кусачая. Бессердечный изверг.

— Убей, — повесила голову, и предательская слеза упала на его ладонь.

Я сдалась. Больше не было сил бороться. Ни физически не могла, ни морально. Что-то потухло внутри, угасла моя искра, сломался стержень. Теперь я понимала Лерку. Скорее всего, её сломали так же. Уничтожили личность, вынули душу, оставив лишь пустую оболочку. То же самое случится и со мной…

— Что? — он склонился к моему лицу, заглянул в глаза. — Убить? Нееет, малышка. Я не буду тебя убивать. Ты теперь свободна, — повернулся к двери. — Принесите ей одежду! — и снова ко мне. — Но мы ещё обязательно встретимся.

* * *

— Твою мать, кто тебя учил так шить?! — рявкнул на врача, но тот поджал губы и продолжил тыкать иглой, словно саблей для фехтования.

— Мне неудобно. По ухабам едем.

— Дай сюда! — вырвав иглу из рук врача, стянул кожу и проткнул её насквозь.

Боли почти не чувствовал. Ярость расползалась по венам лошадиной дозой какого-нибудь чистейшего экстази, а голова взрывалась от мыслей, что, возможно, Алину уже убили. Или пытают. Мучают маленького волчонка и упиваются её криками, долбанные мрази.

Вспоминал, как упрямо она отбивалась от него, как дерзила и кусалась, и в груди всё горело огнём. Только не дерись, девочка. Терпи. Совсем немного осталось.

— Выпей, — Самир протянул ему бутылку виски, скривился, когда из раны Монгола в который раз потекла кровь. — Может, в больницу сначала?

— Нет, — закончив со швами, выхватил бутылку и осушил её до половины.

Самир кивнул, похлопал по плечу водителя.

— Поднажми. Решим уже, наконец, этот вопрос.

* * *